многое зависело от того, как быстро проведут операции, поэтому пришлось обратиться к ней. Здесь полная конфиденциальность. Когда твои родители приедут через месяц, мы уже будем дома. Я еще пока не звонила им, думаю, что ты сам потом расскажешь то, что посчитаешь нужным. Со мной тоже все хорошо, я, я…

Она замолчала, схватил ее сильнее за руку, хотелось посмотреть в глаза, ужасно ничего не видеть.

— Что, что с тобой? Что с нашим ребенком? Скажи, пожалуйста, не молчи, Женя, Женечка! — Я, как мог, шипел на нее.

— Все нормально, теперь нормально. Димочка, не бойся, мы вовремя попали под присмотр квалифицированных специалистов. Наша кроха тоже в порядке, уже показали его на аппарате узи. Предполагают, что будет мальчик, — она сделала паузу.

Мне показалось, что Женя улыбалась, когда говорила о нем. Я с облегчением выдохнул. Тяжело было руководствоваться ощущениями, к этому еще долго придется привыкать.

— Я на сохранении, лежу в соседнем отделении, — продолжила она. — Они не разрешали вставать и ходить, существовала серьезная угроза выкидыша. Как только мое состояние стабилизировалось, попросилась к тебе, но в ответ получила отказ. Пришлось опять подключать Аллу Алексеевну к этому вопросу, и вот я здесь.

Женя положила голову на мою руку.

— Доктора говорят: нам нужен покой. — Она вздохнула и продолжила: — Всем нам, всем троим… Можно, я вот так полежу, Димочка? Я думала, я, я… думала, что ты умрешь. Ты даже не представляешь, что я пережила…

И она замолчала, лежала и гладила-гладила меня, как маленького.

Я ненавидел себя за то, что, решив принять вызов Александра, причинил ей боль и подставил под угрозу свою жизнь, ее и маленького человечка, и все это для того, чтобы увидеть корчившегося в конвульсиях ублюдка.

Не понимал, почему Женя выбрала упертого барана с нестабильной психикой, расшатанными нервами и огромным багажом внутренних проблем, а не простого обычного парня, такого весельчика, который принес бы ей кучу положительных эмоций, а не страх и страдания. Я искренне удивлялся тому, что она до сих пор не бросила меня и не собиралась этого делать, несмотря на то, что теперь я стал инвалидом. В который раз поразился ее силе характера и внутреннему стержню, а еще самоотверженности и преданности. Она — это лучшее, что случалось со мной в жизни и, если я упущу эту женщину, буду полным идиотом.

Но, как ни странно, я не жалел о том, что сделал с Савельевым, и если мне предложили бы отмотать время назад, как кинопленку, то поступил бы, однозначно, также. Я благодарил судьбу за неожиданно выпавшую возможность наказать Жениного мучителя, человека, сломавшего ей жизнь, и не понесшего за это никакой ответственности. И навсегда запомню, как плюнул в залитое кровью лицо Александра. Я не убил его, но сделал калекой, это точно.

Да, я был таким человеком: жестким, возможно, даже слишком, со своими принципами, от которых никогда не отказывался. И не понимал, чем заслужил ее любовь, любовь рыжего ангела.

Врач оказался прав. У меня действительно очень сильный ангел-хранитель, и он сидел сейчас рядом и гладил мою руку.

— Дима, — тихо позвала она.

— Что? — так же тихонечко ответил.

— Дима, а у нас теперь все будет хорошо, да?

Я сжал до боли челюсти.

— Да, Женечка, я обещаю тебе, что у нас все будет хорошо, теперь уже точно! Ты веришь мне, Женя?

— Конечно, Дима, — сказала она со вздохом облегчения, и уже через минуту я услышал ее мирное посапывание.

Женя заснула рядом со мной, сидя на стуле, положив голову на мою ладонь. Я сжал другой рукой простыню в кулак:

«Я обещаю тебе, Женя, что у тебя будет только самое лучшее будущее! Что никогда ты больше не будешь из-за меня плакать! Я не позволю себе или кому-то другому тебя обидеть, никогда, никогда… У нас все будет замечательно, я уверен в этом! Когда ты рядом, я в этом не сомневаюсь!»