мелкокрестьянском избирательном округе Кургессен — 99,8 %. Даже наихудший результат — в Гамбурге — составил 78,1 % голосов[112].

Несмотря на то что партийным организациям неоднократно наказывали избегать всего, что могло быть истолковано «антинемецкой пропагандой» как «случаи предвыборного террора»[113], во многих местах допускались нарушение тайны голосования и репрессии против отдельных избирателей. Однако систематической фальсификации результатов выборов все же не было. Хотя многие ощущали атмосферу психологического давления, эти результаты действительно отражали настроение, господствовавшее в то время в Германии. Политика «национального подъема» с ее неустанно пропагандируемыми целями внутреннего примирения и внешнеполитической «борьбы за свою обороноспособность», начавшееся улучшение экономического положения и общее для всех впечатление динамичного и решительного «овладения будущим» обеспечили Гитлеру значительный престиж; теперь национал-социалистам удалось покорить католическую среду и социал-демократических рабочих. Значительные конфессиональные различия, проявившиеся во время мартовских выборов 1933 г. (например, в Средней Франконии, где проживали представители обоих вероисповеданий, в протестантских общинах 90 % голосов получила НСДАП, а в соседних католических большинство, как и прежде, завоевала Баварская народная партия), наконец сгладились. Плебисцит стал выражением обратной связи между политикой фюрера и германским народом.

Через два дня после триумфа кабинет министров чествовал Гитлера. Вице-канцлер фон Папен сознался, что все еще не может прийти в себя: «Мы, Ваши ближайшие сотрудники, до сих пор полностью находимся под впечатлением единственного в своем роде, самого потрясающего признания, какое нация когда-либо выражала своему вождю. За девять месяцев благодаря Вашему гениальному руководству и идеалам, которые Вы открыли перед нами, удалось из внутренне разобщенного, утратившего надежду народа создать государство, единое в своей надежде и вере в будущее. Даже те, кто раньше стоял в стороне, теперь однозначно примкнули к Вам…»[114]

Бывшим партнерам Гитлера по коалиции впору было протереть глаза: с быстротой, которую очень немногие (и меньше всего они сами) считали возможной, которая сама по себе служила залогом успеха, национал-социалисты сумели осуществить трансформацию, не только коренным образом изменившую политическую систему, но и затронувшую практически все сферы экономики, культуры и общественной жизни. Основные признаки национал-социалистического господства были уже налицо. Правовое государство и демократия уничтожены, парламентаризм, партии и профсоюзы упразднены, земли и большинство общественных организаций «унифицированы», дискриминация евреев законодательно закреплена, левый и леволиберальный дух лишен голоса, общественное мнение и культура подвергнуты цензуре. Но однопартийное государство опиралось не только на силу и угнетение — оно пользовалось одобрением широких слоев общества. Национал-социалистическому режиму были свойственны и тоталитарные, и плебисцитарные черты, это своеобразное сочетание делало его способным к самостабилизации.

Гитлер показал себя мастером и орудием создания государственной власти, основанной на диктатуре и плебисците. Он компенсировал принуждение и террор отдельными популистскими мерами, гипнотической риторикой и безграничными социально-политическими обещаниями. Миф о фюрере, расцветший на этой почве, составлял силу гитлеровской власти, но в то же время и ее слабость: только атмосфера непрекращающегося восторженного преклонения перед Гитлером давала возможность удерживать вместе разнородные силы национал-социалистического движения и затушевывать нерешенные экономические и политические проблемы, определявшие положение вещей в конце 1933 года.

По мнению самого Гитлера, господство национал-социалистов не следовало считать обеспеченным, пока он не избавился от зависимости в определенных политических сферах. Рейхсвер и рейхспрезидент, а также СА еще представляли собой самостоятельные факторы власти. Ситуация изменилась только после двойного удара 30 июня 1934 г., который завершил процесс формирования нового государства и открыл собой эпоху консолидированного господства.

2. Консолидация

Национал-социалистическая эра началась с разрушения и закончилась саморазрушением. Если 1933 г. символизировал разложение прежних форм государственного и общественного устройства внутри страны, то 1945-й — политическую деструктивность всемирно-исторического масштаба, направленную как внутрь, так и вовне. И все же неверно рассматривать власть Гитлера только с этих двух крайних точек — хотя бы потому, что таким образом невозможно понять, как национал-социализм оказался способен к известной консолидации, которая, собственно, и позволяет говорить о нем как о «режиме».

Третий рейх, разумеется, не был статической величиной, но не был и только политическим процессом. Наряду с необычайной динамикой нацистского мировоззрения, требующей реализации в самых радикальных формах, существовала государственная система. Имела место фаза консолидированной власти с реальными и потенциальными тенденциями развития, силами и опытом, которую нельзя сбрасывать со счетов только потому, что в историко-политическом отношении она осталась по большей части эпизодом.

С точки зрения внутренней политики периодом консолидированной национал-социалистической власти скорее всего можно назвать 1935–1938 гг. По сути, только в эти четыре года режим мог относительно свободно реализовать свои внутренние структурные замыслы. Прежде его вынуждали к разнообразным компромиссам требования политической коалиции, после — военно-политические факторы.

В сознании большинства живших тогда немцев средний этап национал-социалистической эпохи запечатлелся как «хорошие» предвоенные годы. Однако даже после начала войны жизнь во многом оставалась внешне нормальной. Ужас войны многие ощутили только в 1942–1943 гг., когда начались налеты союзной авиации. А улучшилось материальное положение в представлении рядового обывателя даже несколько раньше 1935 г. Тем не менее «нормальные времена» оказались весьма скупо отмерены Третьему рейху, который рассчитывал на тысячелетие. Но это были весьма насыщенные годы, как свидетельствуют воспоминания современников.

Словно «во хмелю» (это слово часто употребляют в данной связи), люди наблюдали стремительное экономическое и внешнеполитическое «возрождение» Германии. Многие поразительно быстро ощутили в себе «созидательную волю» «народного сообщества», чуравшегося каких бы то ни было раздумий и критики и не желавшего больше слышать о достижениях еврейско-немецкой духовной культуры. Их пленяла эстетика имперских партийных съездов в Нюрнберге и восхищали победы немецких спортсменов на Олимпийских играх в Берлине. Внешнеполитические успехи Гитлера вызывали бурю восторга. Кажущееся отсутствие конфликтов политических интересов и прекращение межпартийных раздоров встречали всеобщее одобрение. В то короткое время, что оставалось человеку после выполнения профессиональных обязанностей и нагрузок, возлагавшихся на него в буйно разраставшихся джунглях национал-социалистических организаций, он мог наслаждаться скромным достатком и личным счастьем.

Экономическое чудо национал-социалистов

В начале 1930-х гг. Джон Мейнард Кейнс только приступил к разработке своей теории «дефицитного финансирования», и преодоление конъюнктурного застоя с помощью государственных инвестиционных программ и политической психологии еще не стало одной из основных народнохозяйственных заповедей. Однако именно по этому рецепту нацистский режим добился подъема, который и внутри страны и за рубежом скоро был признан «экономическим чудом».

Уже в 1936 г., когда в других развитых индустриальных странах по-прежнему царила безработица (в США ее уровень доходил почти до 24 %), в Германии, как считалось, вновь имела место полная занятость. Хотя статистика еще насчитывала в среднем за год 1,6 млн безработных, это было всего на 200 тыс. чел. больше, чем в удачном 1928 г., — и цифры продолжали снижаться[115]. Некоторые отрасли даже начали испытывать нехватку специалистов.

Бесспорно,