Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Отец, так давай отправим к ним нескольких ульверов. И тебе полегче, и бриттам подмога. Нужно поспрашивать, кто из хирдманов в зимней охоте сильней, кто со скотом знается, кто с одежой помочь сможет.
— Рысенка тоже пошли, чтоб помогал мне толмачить, — обрадовался Полузубый.
Долго думать не стали. Поговорили с ульверами и решили отослать в Растранд Рысь, Дударя, Видарссона, Аднтрудюра и Свистуна. Дударь и Видарссон выросли на хозяйстве, разбирались во всем понемногу, особенно как ходить за скотом. Трудюр умел выделывать шкуры и понимал, как шить из них теплые вещи. Свистун, как оказалось, неплох в зимней охоте.
Эрлинг отправил парней не с пустыми руками, поспрашивал, чего бриттам не хватает, собрал полные сани всяческого добра. Лошадей не дал, всё равно переломают ноги по пути, ульверы и сами дотащат.
* * *
Зимой время тянется медленно. Просыпаешься — темно, засыпаешь — темно. Солнце как будто заглядывает, чтоб узнать, не закончились ли холода, а потом, обморозив щеки, прячется обратно.
Раньше я зимой не скучал. Мальчишки всегда дело найдут: то тропинки вычистят вокруг дома, то строят снежные дома и снежных тварей, то дерутся на палках, то пойдут на льду кататься. А сейчас куда мне? Поди, уже не мальчик в снежки играть. Да и нога по-прежнему изводила болью. По дому я ходил без палки, хоть и прихрамывая, а вот отправляясь в тингхус, все равно брал ее как опору. С палкой в кнаттлейк уже не побегаешь.
Вот и оставалось мне лишь спать, есть, пить, играть с отцом и Ингрид в хнефатафл. А еще приглядывать за сыном, который научился ползать, да так шустро. Я то и дело вытаскивал его из-под лавок, ловил возле очага и ведра с помоями.
Бритты из Растранда больше не приходили, то ли все перемерзли, то ли при помощи ульверов приспособились к северной зиме. Но я изредка ходил к пристани и вглядывался в белую застывшую даль. Не только из-за бриттов.
Каково тем, кто остался в Хандельсби? Сражаются ли они с тварями? Не пропустили ли некоторых? Смогут ли твари из земель Гейра добраться досюда? Я бы не хотел встретить тварь, с которой не сладили конунговы дружинники. Особенно с такой ногой.
А еще думал, как там Тулле. Эмануэль так ни разу и не позволил моему другу спуститься с гор. Как они там живут? В какой лачуге прячутся от холода? Что едят? Мамиров жрец изредка приходил, закидывал на плечи мешок со снедью и снова пропадал в белой круговерти.
* * *
Давно прошел Вардрунн, во время которого в Сторбаше принесли в жертву нескольких кур, коз и одну корову. Это лишь в Хандельсби могли расщедриться на большее количество жертв, в том числе и рабов, но там и людей побольше и мошна у конунга толще.
Понемногу день становился длиннее, а холода крепче. Бывали дни, когда мы на улицу даже носа не казали. Самую слабую скотину на время морозов мы перетащили в дом, я же перебрался на целую седмицу в сарай, где жег дрова, чтоб не померзли оставшиеся козы с коровами. И Эрлинг раз в день притаскивал мне горшок с горячим варевом.
Метели бушевали лютые. Отец не выпускал женщин из дому, и мы сами ходили в кладовые, топорами откалывали замерзшее мясо и рыбу, таскали замерзшие овощи, которые потом отдавали сладостью.
Мать, Фридюр и Ингрид спряли всю шерсть, что была заготовлена, и теперь вовсю вязали костяными иглами шапки и носки, ткали толстые ткани, шили штаны и рубахи. Из старых истрепавшихся и многажды перелатанных вещей вырезали сохранившиеся куски и мастерили из них маленькую одежду для мальчишек.
И с каждым днем наша похлебка становилась всё жиже и жиже, лепешки всё горче от желудевой муки, а пиво всё больше отдавало талой водой. Отец делал вид, будто не замечал этого, да и я тоже. Нужно всего лишь дотянуть до первой зелени, а там уж мы справимся. К тому же мы с Эрлингом хускарлы, а хускарлы на одном пиве могут прожить месяц-другой.
Но женщины тощали быстрее, чем мы. Не сразу я заметил, как истощала Фридюр, как пропали ее круглые щечки и мягкие складки на боках. Лишь когда вечером я не смог нащупать у нее грудь, до меня дошло, насколько она исхудала. То-то она в последнее время такая уставшая как в кровати, так и вне ее. Тогда я ее выругал, мол, нечего так скромничать, коли помрет с голоду, кто ж тогда об Ульварне позаботится.
А она только и прошептала, что Дагней приглядит за моим сыном, а вообще она, Фридюр, к голоду привычна, на Туманном острове и потяжелее приходилось. Половина ее братьев и сестер померли дитями от морозов и недоедания, а те, что остались, крепки и живучи.
Наутро я отправился в тингхус, где давно уже не был к тому времени, решил поглядеть, как там ульверы. Парни уже изрядно устали торчать под одной крышей, потому встретили меня весело, шутками. Видать, каждый человек, что заглядывал, хоть немного, да развлекал их.И поначалу я радовался, что у них все хорошо. А потом увидел одну рабыню, что дали ульверам для утех. И эта потаскуха выглядела толще и лучше, чем моя Фридюр. Сиськи свисали чуть ли не до пояса.
Тогда я прошелся по всему тингхусу и поглядел на всех данных ульверам баб. И каждая! Каждая была со щеками и сиськами. Никто не казался голодным.
А тут еще Эгиль:
— Кай, что-то мяса нынче в похлебке маловато стало. Ты там поговори с отцом, а то по весне я и весла поднять не смогу.
И я взбеленился так, как никогда прежде.
— Мяса маловато тебе? Мяса маловато? — заорал я, дернул первую попавшуюся девку, сорвал с нее платье, ухватил складку на боку так, что рабыня завизжала. — Вот, видишь, сколько мяса! Режь и жри! Жри, пока не лопнешь! Мяса ему мало. А рабынь чем потчуешь? Ты их, как свиней, откармливаешь? Так уже можно резать, глянь! Вон сколько жира нагуляла.
— Да ты чего? Коли жена не дает, так бери эту. Не жалко.
Я стиснул кулаки, и чтобы не ударить собрата, врезал рабыне. Она хоть заткнулась наконец.
— Знаешь, как живут нынче в Сторбаше? Знаешь, что мы едим? У меня от жены одни глаза да кости остались, того и гляди, ветром унесет. А вы тут рабынь мясом потчуете! Скоро нам придется скот резать, чтоб не помереть с голоду. А как без скота летом? Где его нынче взять? Ты что ли корову притащишь? Это я, дурак, виноват. Зачем притащил хирд в Сторбаш? Лучше б сидели в Хандельсби, на шее Рагнвальда, задницы на льду морозили да с тварями за пустую кашу сражались.
Долго я орал на весь дом. Веселья у ульверов как и не бывало. Они стояли и слушали мои крики молча. Рабыни забились в дальний угол, боясь попасть мне под горячую руку. А когда я выдохся, подошел Альрик, потрогал упавшую девку, что так и не двинулась ни разу, покачал головой. Неужто я ее убил? С одного удара? Впрочем, много ли надобно безрунной…
— Ты не прав, Кай. Мы же не силой забираем снедь. Сколько дает нам Эрлинг, столько и едим. Так что нечего орать на нас. И мы тоже не правы. Могли бы и узнать, как дела с припасами в Сторбаше. Отныне мы будем внимательнее. И девок закармливать тоже перестанем. Ты бы лучше заглядывал почаще. Тогда сам увидишь, что мы едим да сколько.
Я и сам понимал, что зря вспылил. И зря на хирдманов накричал. Их вины тут и впрямь было немного. Но стоит подумать о зажравшейся девке да вспомнить свою худую жену, так злость снова к горлу подступает и глаза туманит. Потому я попросту развернулся и ушел из тингхуса, чтобы снова не сорваться.
Вскоре Эрлинг зарезал первую корову. Она всего дважды телилась и молока приносила много, могла бы еще десяток зим прожить.
А через седмицу ульверы приволокли из лесу огромного лося, хоть и тощего. Но из его костей получалась наваристая похлебка, которой наедались с первой же миски.
Через седмицу хирдманы принесли еще дичи. И голод отступил еще ненадолго.
* * *
Оттепели накатывали всё чаще, сугробы понемногу подтаивали, от чего под вечер пол в доме становился сырым. Мальчишки, Фольмунд и Ульварн, которые за всю зиму ни разу не кашлянули, внезапно застудились. Мать растирала их жиром и поила горькими травяными отварами, но пока это не помогало.
Фридюр перестала спать вовсе, приглядывая за сыном. А он пыхал жаром, раскрасневшись в толстых шкурах, постоянно закашливался