меня зовут Уродка Ненормальная. А эта женщина смотрела на меня, а потом что-то спросила у дяденьки, но комарики в ушах стали сильно-сильно зудеть и снова выключили свет и меня.

— Карлус, как же так? Кто посмел такое сотворить с невинным ребенком?

— Маглы, Дора, маглы где-то в будущем, где нас всех нет.

— Чья она дочь?

— Джеймса и Лили Эванс, магглокровки. Мы сделаем все, чтобы этого не случилось.

— Ох, Карлус…

В Хогвартс я попала только через две недели, потому что из меня часто шла кровь и меня надо было кормить. У меня почему-то плохо шевелились и сильно дрожали руки. Бабушка Дора мне подарила много-премного красивых платьев, а потом сказала, что все будет хорошо. Она очень добрая, несмотря на то, что старается выглядеть суровой. Но это же правильно. А еще она учила меня моему правильному имени и была очень терпеливой, даже ни разу за линейку не схватилась… Хотя иногда ей хотелось, но почему-то не стала.

А потом меня отправили в Хогвартс, и я очень просила Шляпу попасть туда, где мама. И Шляпа разрешила. А потом были уроки, я очень-очень старалась, но у меня не все получалось и вот однажды я не справилась, и наша профессор сказала, что она меня накажет за лень. Я тогда сказала «хорошо» и приготовилась к наказанию, а она почему-то заплакала, обняла меня и сказала одеваться, потому что здесь меня никто не будет так наказывать, а только по-другому. А другие мальчики и девочки, которые это видели, не смеялись. Мальчики отвернулись или закрыли глаза, а девочки плакали. А еще профессор попросила прощения почему-то… Это так странно…

А еще мальчик Сев подружился с «несносным Поттером», и они ходили за нами с мамой. Только мама очень сердилась на Поттера, который, получается, мой папа? Какой-то он несерьезный, правильно мама говорит. А Сев серьезный, но какой-то забитый, как будто и не мальчик. На меня похож. Но мы учились и гуляли.

Скоро у меня начало получаться и больше не снимали баллы. Потому что каждый раз, когда снимали баллы, я все равно приходила к старосте… В первый раз она просто расплакалась, когда я ей сказала, что пришла за наказанием, а потом сажала меня на коленки и все-все объясняла. Хотя я была готова… ну… А она сказала, что никогда такого не будет, потому что я солнышко. И тогда я заплакала, потому что солнышком меня никто никогда не называл. Это было так нежно, что просто хнык…

А потом были каникулы, и меня сначала забрали в поместье, а потом разрешили к маме, которая не знает, что она мама. Там тоже есть бабушка, но другая, и она меня спросила обо всем, а я сказала, что не знаю, что можно рассказывать, и это маму надо спросить, правда, она не знает, что она мама. И тогда мама и бабушка из меня все вытащили, а Лили сказала, чтобы я ее не называла мамой, а я сказала «хорошо» и плакала всю ночь, потому что мама от меня отказалась.

— Лили, не смей!

— Но мама… она на год меня всего младше, какая мама?

— Она из будущего, и там ты для нее — мама. Ее погибшая мама, Лили! Единственный свет в окошке, единственная, для кого она живет. Как ты можешь так поступать?

— Но… Ай! Не надо, мамочка, я больше не буду, я все поняла!

Утром пришла мама и сказала, что она пошутила и никогда от меня не откажется. И мы плакали вместе, а я просила у нее прощения за то, что она умерла из-за меня, и мы снова плакали. Потом приехала ее сестра — страшная Петунья, я ее очень боялась, и бабушка меня обнимала и защищала от Петуньи. А дедушка с бабушкой меня спрашивали, почему я так боюсь Петунью, и я рассказывала, что тетя очень злая и очень страшная. Бабушка плакала и мама тоже, а дедушка сердился, и я хотела пойти за ремешком, но он обнял меня крепко-крепко и сказал, что в этом доме меня никто не обидит.

А потом мы много гуляли с мамой и дедушкой с бабушкой, а Петунья сидела дома, потому что она наказана. А я сказала, что она хоть и страшная, но нельзя же, она же все равно мамина сестра. Мне было очень страшно это говорить дедушке, потому что он сильно сердился, но он со мной согласился, и мы были в парке все вместе. А Петунья обнимала маму, а потом и меня. И говорила, что больше никогда-никогда. Потому что ведь мы семья… А я обещала, что постараюсь ее больше не бояться.

Потом мы еще гуляли, и каникулы закончились. И мы много-много учились, я очень старалась, чтобы маме не было стыдно за меня, поэтому мы с мамой были лучшими на наших курсах. И даже на зельях. А на чарах профессор маленький, но очень умный, и мне очень нравятся чары даже сейчас. А потом опять были каникулы. Мама меня обнимала и говорила, что она гордится, и от этого становилось очень тепло на душе.

А на следующий год пришел директор и сказал, что тот лорд, от которого умерли мама и папа, больше не будет никого убивать и он обещал быть хорошим. Ну… как-то так сказал… Я не все поняла. А потом пришел большой дядька и сказал, что больше никому ничего угрожать не будет, потому что это… контр… сложное слово, я не запомнила. Но точно-точно не будет. И директор, который Дамблдор, этому очень радовался.

— Тринадцатая, ты как лорда перевоспитала?

— Я его в героя, ну который избранный, сунула. Тетя Роза подсказала. И все, он перевоспитался.

— Ох, чудо мое… Вот чует мое сердце, огребем мы все…

— У меня им-му-ни-тет! Хорошая тетя сказала, что я не огребу.

— Мне-то такого хорошая тетя не говорила, а что скажет учитель, я и представить не могу…

И стало все хорошо, и больше не было плохого. Были походы в Хогсмид, были размолвки, но я всегда-всегда слушалась маму, даже если была не согласна. Это же мама! А мама понимала, что я ее всегда послушаю, и стала очень внимательной и осторожной. Однажды она сказала, что со мной сложно, потому что я очень послушная, а я сказала, что она же мама. И она