С облакоподобных тел, точно с высоких скал, низвергались живые реки и яростные водопады энергии; белые и разноцветные огненные разряды, шары и эллипсы свирепым метеоритным дождем рушились на обреченный город. Под этим пылающим ураганом нагромождения зданий растекались расплавленным шлаком, а колонны и террасы обращались в призрачный пар. Город уплывал в потоках лавы, рассеивался пылевыми вихрями, улетал ввысь черными языками пламени, марал небо зловещей темной зарей.

А по руинам, расчищая себе путь, шагали вечные гиганты. Позади них оставалась ровная черная полоса и открывались разрушительные провалы: самые почва и камень растворялись в ширившихся воронках, что впивались в поверхность планеты и устремлялись к самому ее ядру. А гиганты росли, будто вбирая в себя молекулы и электроны разрушаемого им пространства.

За всем этим Чандон наблюдал из своего фантастического убежища, преисполнившись нечеловеческой отстраненности. Укрывшись на безопасном недосягаемом островке, он двигался сквозь разрушение и хаос и видел, как галактический Содом заливает огненным дождем, как все шире и шире расходятся губительные круги. С его наблюдательного пункта были видны необъятные просторы и горизонт, который словно в ужасе убегал, спасаясь от страшных гигантов.

Все быстрее, быстрее вспыхивали смертоносные сферы и лучи. Они множились прямо в воздухе и разлетались вдоль линий меридианов к полюсам – брошенные щедрой рукой сеятеля зубы мифического дракона. Вот и остался позади разрушенный город; теперь гиганты шагали по чудовищным морям и пустыням, по широким равнинам и горным хребтам, мимо городов, что сияли тут и там маленькими самоцветами.

Волны ядерного огня катились перед великанами, смывая громадины гор. Страшные сферы мгновенно обращали моря в пар, а пустыни – в расплавленные бушующие океаны. Росли и росли гибельные дуги, круги, прямоугольники, сеяли уничтожение, прожигали планету до основания.

Огненно-яркий день сменился мятущимся сумраком. Могучее солнце – этот кроваво-красный циклоп, алый Лаокоон, что бился в объятиях сдавивших его змеями облаков и теней, – зависло посреди небосвода, дергаясь туда-сюда, пока внизу мир содрогался от невыносимо тяжкой поступи космических титанов. Землю окутал зловонный дым, его завеса время от времени приоткрывалась, обнажая вздыбившиеся тонущие континенты.

Сама обреченная планета выпускала на волю скрытые доселе стихии, преумножая невообразимый хаос. Следом за гигантами ползли окаймленные молниями облачные горы. Земная кора трескалась, выпуская нутряной огонь вулканических гейзеров и извергая в небо пылающие потоки. Моря отхлынули, обнажив угрюмые горные цепи и руины давно затонувших городов, и морские воды с ревом утекали вниз, в разверзшиеся трещины, и кипели там в страшных подземных котлах.

Вокруг все сотрясалось от безумного грома, словно сам Тифон вырвался из подземного заточения. В осыпающихся адских провалах с ревом расцветали огненные языки, раздавались оглушительные стоны, будто вопили джинны, придавленные упавшими горами в глубочайших пропастях, и ревели ошалевшие демоны, что выбрались из первозданных могил.

Надо всем этим смятением Чандон возносился все выше и выше, и вот наконец он уже взирал из безмятежной стратосферы, а потом и вовсе, уподобившись солнцу и встав с ним вровень, воспарил над этой кипящей, расколотой планетой. Гибельный вой, безумный гром – все стихло. Гиганты из безвременья выросли так, что разрушительные океаны плескались у самых их ног нестрашными лужицами, а неистовые губительные вихри напоминали невесомые облачка пыли, поднятые шагами случайного прохожего.

Потом скрылись из виду и смутные очертания гибнущего мира. Чандон сидел на плече существа, крошечным атомом уцепившись за край вселенской махины. Это существо шествовало сквозь космическую пустоту, с презрением бросив на произвол судьбы погибающий шарик, и тот рушился куда-то в пропасть вслед за меркнущим солнцем, вокруг которого он когда-то обращался со всеми своими сгинувшими неземными тайнами и цивилизациями.

Словно в тумане виделись землянину непознаваемые громады вечных гигантов: сияющие очертания, исполинские силуэты, сквозь которые, как сквозь мерцающие хвосты комет, просвечивали звезды. Несшее его существо превосходило размерами орбиты планет и двигалось быстрее скорости света, шагая через неведомые галактики и никому не известные измерения пространства и времени. Чандон ощущал невыразимые космические завихрения, видел кружение звездных скоплений, абрисы которых меркли и столь же быстро сменялись новыми сияющими лабиринтами. Погрузившись в совершенное, небывалое спокойствие внутри своей надежной сферы, Чандон летел вперед, не ведая, зачем и куда. Он словно пребывал во сне и даже мысленно не задавался никакими вопросами.

Вечность за вечностью струился вокруг свет, крутилась пустота, мелькали бесчисленные небосводы, проносились мимо бессчетные звездные системы, и вот внезапно возникла заминка. На мгновение перед зависшим в звездной пропасти Чандоном появилось крошечное солнце в окружении девяти планет. Эта картина показалась ему смутно знакомой.

Потом с неописуемой легкостью и быстротой он рухнул на ближайшую планету. Ее окутанная туманом поверхность ширилась, надвигалась – мчались навстречу моря и континенты, Чандон метеором летел вниз к острым горным пикам, присыпанным снегом, заросшим у подножия величавыми темными елями.

Цилиндр водрузила на место чья-то всемогущая рука, и Чандон, преисполнившись настороженного изумления, какое иногда наступает, когда человек пробуждается ото сна, узрел вокруг себя свою лабораторию в Сьерра-Неваде! Всеведущие гиганты из безвременья по какой-то милостивой прихоти вернули путешественника в его собственные время и пространство, а сами отправились дальше – может, покорять другие вселенные, а может, разыскивать тот вечный белый мир, откуда они явились и в котором смогут вновь погрузиться в бесцветную нирвану неизменного созерцания.

Цветочный дьявол

В порфировой чаше, на вершине серпентиновой колонны, в королевском саду на экваторе планеты Сатурн с незапамятных времен живет оно. Его черные, тонкие, прихотливо изрезанные листья подобны паутине гигантского паука, лепестки свинцово-розовы и пурпурны, словно загнивающая плоть, а из луковицы столь древней, так плотно покрытой коркой веков, что она напоминает каменную урну, смуглой волосатой рукой тянется вверх стебель, что держит чудовищный цветок, царящий над всем садом. В том цветке, если верить древней легенде, жил злой демон – демон, чье имя и род ведомы только верховным магам и мистериархам, но никому более. Над полуодушевленными цветами, змеистыми орхидеями, что свиваются в кольца и жалят, над лилиями-нетопырями, что ночами раскрывают ребристые лепестки и вонзают крохотные желтые зубы в спящих стрекоз, над плотоядными кактусами, что зевают зелеными ртами под бородой ядовитых желтых колючек, над растениями, что пульсируют, как сердца, и цветами, что дышат ядовитым ароматом, – над ними всеми царит Цветок-Дьявол; в своем пагубном бессмертии и злобном извращенном разуме подстрекает он их к странным шалостям и пагубным проказам, порой даже к бунту против садовников, которые выполняют свои обязанности с опаской и трепетом, ведь не