class="p1">— Безусловно, если на нём применятся наёмный труд и производится отчуждение добавленной стоимости.

Включаю «дурака»:

— «Наёмный труд», это то есть — человек нанимается добровольно и за деньги?

— Да, это так.

— А какой тогда труд применяется на социалистическом предприятии? Принудительный, что ли⁈ Без оплаты за труд⁈

Несколько повышает голос:

— При социализме рабочий не нанимается на предприятие! Так как — оно является в коллективной собственности рабочих.

Включаю конкретного «дурака»:

— Ну так и акционерное общество — находится в коллективной собственности. В чём разница, то?

— Как и любое частное предприятие, капиталистическое акционерное общество принадлежит дольщикам — вошедших в него своими капиталами!

— А если рабочий «вошёл» в социалистическое предприятие с голой задницей — какой он тогда, на фиг, «собственник»? И кто ему даст право контролировать производство?

Молчит, но смотрит на меня очень нехорошо.

— Ещё вот, какой вопрос часто задают комсомольцы: нынешние социалистические предприятия созданы ещё при царском режиме капиталистами. После революции они были национализированы и переданы, как Вы говорите — под «рабочий контроль»…

Конечно, такое явление наблюдалось лишь в первые полгода «триумфального шествия»… Затем, дав «наиграться», Советская Власть поставила во главе предприятий своих людей — так называемых «красных директоров». Но официально, до сих пор заводы и фабрики — принадлежат тем, кто на них работает.

— … Однако, бабы рожают как перепуганные — население растёт как на дрожжах! Кто и на какие средства будет строить новые социалистические предприятия — которые можно будет после передать «под рабочий контроль»? Ведь сам по себе, «коллектив» пролетариев, извиняюсь — даже на новый сортир, сам себе денег не наскребёт.

— Как, «кто»? Государство будет строить заводы и фабрики, — пожимает плечами, как над само собой разумеющимся, не забыв уточнить, — государство рабочих и крестьян!

— Так ведь, ещё при царе Горохе — государство строило «казённые» заводы! Они разве были социалистическими⁈

Отрицающе машет головой — аж очки с носа слетели, едва поймать смог:

— Это — другое дело!

Так называемые «двойные стандарты» — рулёз!

— «Другое дело»? Хорошо: пусть будет — «другое». А то комсомольцы спрашивают: а не строим ли мы вместо социализма — государственный капитализм? Теперь я им смогу уверенно ответить вашими словами, Александр Михайлович: «Это — другое дело, товарищи!».

Краснощёков смотрит на меня уже с явным интересом:

— Ещё какие вопросы задают ваши «комсомольцы»?

— Разные.

— Ну, например?

— Желаете продолжить? Как Вам будет угодно!…Весь марксизм строится на отношениях антагонистических классов, сиречь — «производительных сил» и «производственных сил». Первые — добывают какой-либо жизненно необходимый продукт, вторые — отнимают у первых его «излишки» и делят меж собой «по понятиям». По придуманными ими самими законам… Ведь так?

— Ну… Несколько упрощённо, конечно. Допустим — так.

— По марксисткой теории, на всём протяжении истории человечества — одна общественная формация сменяет другую. Вместе с формацией меняются и присущие только ей «пары» классов-антагонистов: когда рабовладельческий строй с его рабовладельцами и рабами сменил феодальный — то и вместо прежних, появились новые классы — феодалы и зависимые крестьяне, затем на смену феодализма пришёл капитализм — появились буржуазия и пролетариат…

В восхищении от моего знания классиков, Краснощёков прервал меня:

— С этим как раз — никак нельзя не согласиться. Правильно!

Сделав ему знак, типа — держись за стул крепче:

— … Но, удивительное дело! При смене капитализма социализмом — марксизм отрицает самого себя: класс буржуинов исчезнет бесследно, а класс пролетариата останется и причём — единственным и господствующим… Почему такой отход от своих же канонов?

Вижу, горячится:

— Нет, не так! А трудовое крестьянство — разве не класс? А интеллигенция?

— Ха! Положим, у древнеримского патриция было три раба: один — пахал ему виноградники, другой — делал ему вино из винограда, а третий — делал ему мине… Читал стихи собственного сочинения — услаждая изысканный слух аристократа. И Вы имеете мэне сказать: после убиения этого кровопийцы — останутся два дружеских класса и прослойка-прокладка между ними⁈ Это вообще не по Марксу — классы бывают только антагонистичными: эксплуатируемые — производят, эксплуататоры — отнимают и делят.

Это, вообще ставит его в тупик. Жгу дальше:

— Почему при социализме не появилась следующая парочка совершенно новых классов-антагонистов?

Чисто инстинктивно, чую, из Краснощёкова выскакивает:

— Потому что, при социализме нет классового угнетения и эксплуатации человека человеком.

Развожу в полном недоумении руками:

— «Нет»? Никто не отнимает добавочный продукт у «производительных сил»? Никто не платит налоги государству? А на что тогда, извиняюсь, государство будет строить новые заводы и фабрики?

Мой собеседник смог издать только какие-то нечленораздельные звуки:

— Ээээ… Мммеее… Бббеее…

«Не мычит — не телится», короче. Ладно:

— Ну, на «нет» и суда нет! Меня другое интересует, Александр Михайлович… Предположим древнеримские рабы, восстав под предводительством Спартака победили и рабовладельцы были ликвидированы как класс… То есть — подчистую вырезаны, вплоть до последнего сущего младенца. Так ведь класс рабов — по меньшей мере изменит своё название! «Мы не рабы, рабы не мы!».

Молчит, только ресницами хлопает. А я с крайним возмущением:

— Не, ну самое «интересное»: почему пролетарии, как были ими при предыдущей историческо-экономической формации — так пролетариями и при социализме остались? И при коммунизме — они останутся пролетариями, штоль⁈ И ныне и, присно и, во веки веков, пролетариат — единственный класс на просторах обитаемой части нашей Галактики⁈

Молчим теперь оба. Затем я полушёпотом:

— А как Вы считаете, Александр Михайлович: победившие рабы под началом Спартака — установят у себя феодализм? Капитализм? Или сразу шагнут в социализм — перепрыгнув одним махом две формации? А может, они захотят вернуться в предыдущую общественно-экономическую формацию?

Краснощёков, вижу — сам в немалом ахуе:

— Навряд ли победившие рабы захотят добровольно вернутся в предыдущую формацию — первобытную дикость (да и не смогут — охотой и собирательством столько народу не прокормишь) и, среди них произойдёт новое разделение на господ и…

Тут он внезапно замолчал-заткнулся — как будто током на электростуле поражённый. А я продолжаю «мыслить вслух»:

— Смена общественных формаций не происходит просто так — по чью-нибудь наитию. Прежде чем капитализм сменил феодализм, к примеру, он должен был созреть внутри него и вытеснить тот из ведущих экономических позиций. К началу Великой французской революции, страна уже была буржуазной — якобинцам осталось лишь «сменить вывеску». «Надстройку» — то есть, говоря языком Маркса и Энгельса…

Интересно,