государю за его небесную милость. Он просил письмоводителя передать вану глубокую благодарность за проявленную доброту.

– Поблагодарите от меня вана, – сказал Цзя Чжэн, – а завтра я съезжу поблагодарю государя и приеду лично поклониться вану!

Затем письмоводитель уехал.

Вскоре был официально объявлен императорский указ. В нем говорилось, что чиновники, выполняющие высочайшее повеление, должны тщательно проверить и описать имущество семьи Цзя: все, что подлежит передаче в казну, переходит в казну; все, что подлежит возвращению, возвращается владельцам; Цзя Лянь отпускается на свободу; все слуги и служанки, принадлежащие Цзя Шэ, переходят в собственность государства.

К несчастью, у Цзя Ляня, кроме бумаг, которые были ему возвращены, и кое-какой обстановки, ничего не осталось, ибо люди, производившие опись, растащили из его комнат все более или менее ценные вещи.

Цзя Лянь опасался, что его накажут, и, получив освобождение, был бесконечно счастлив, но ему было больно при мысли, что в одно мгновенье он лишился всех своих вещей и личных сбережений Фын-цзе, накопленных в течение многих лет и исчислявшихся стоимостью в пятьдесят-семьдесят тысяч лян. Отец его сидел под стражей в приказе Парчовых одежд, Фын-цзе была опасно больна, и все это усугубляло его горе. А тут еще Цзя Чжэн вызвал его к себе и набросился с упреками:

– Я все время был занят на службе и не вникал в хозяйственные дела, поручив их тебе и твоей жене. Конечно, чем бы ни занимался твой отец, останавливать его ты не мог, но скажи мне, кто занимался ростовщичеством и кому принадлежат эти долговые расписки с двойными процентами? Ведь заниматься ростовщичеством не приличествует таким людям, как мы. Не так уж важно, что эти расписки конфискованы и вместе с ними мы потеряли деньги, но о нас может пойти дурная слава – вот что страшно!

– Занимаясь хозяйственными делами, я не смел злоупотреблять своим положением, – отвечал Цзя Лянь, опускаясь перед Цзя Чжэном на колени, – вам лучше всего позвать и допросить Лай Да, У Синь-дэна, Дай Ляна и остальных, которые вели запись приходов и расходов. За последние годы из общей семейной казны расходовалось слишком много серебра, а поступало мало, так что покрывать расходы было нечем и пришлось залезть в долги. Госпожа об этом знает, можете справиться у нее! Я и представления не имею, откуда брались деньги, которые отдавались в рост, – нужно спросить Чжоу Жуя и Ван-эра.

– Где уж тебе знать, что творилось в доме, если, судя по твоим словам, тебе неизвестно, что делалось в твоих собственных комнатах! – воскликнул Цзя Чжэн. – Бесполезно у тебя что-либо спрашивать. Удивительно только – ты сейчас ничем не занят и даже не пытаешься разузнать, что с твоим отцом и старшим братом!

Слова Цзя Чжэна до глубины души обидели Цзя Ляня, но он не осмелился перечить и, едва сдерживая слезы, покинул комнату.

«Наши деды заслужили славу благодаря своему усердию на государственной службе, – с горечью думал оставшийся в одиночестве Цзя Чжэн, – а мой брат и племянник совершили преступления, и мы лишились обоих наследственных титулов и званий. Среди потомков не оказалось ни одного достойного человека! О Небо, великое Небо! Как могло ты допустить, чтобы семья Цзя разорилась до такой степени?! Хотя я и удостоился милости государя, который оказался добрым ко мне и вернул мне все мое достояние, но разве я один смогу содержать обе наши семьи?! Цзя Лянь говорит странные вещи: оказывается, в семейной казне не только нет денег, но мы еще влезли в долги. Выходит, уже несколько лет о нас шла лишь пустая слава богачей! Как я глуп, что ничего не замечал! Если бы жив был мой сын Цзя Чжу, у меня была бы какая-то опора. Бао-юй хотя и взрослый, но никчемное существо».

Из глаз Цзя Чжэна полились слезы, омочив полы его длинного халата.

«Матушка уже стара, я по-настоящему не заботился о ней, а, напротив, доставлял ей одни тревоги, – продолжал думать Цзя Чжэн. – Какое тяжкое преступление я совершил! И кого мне теперь обвинять, кроме самого себя?!»

Когда Цзя Чжэн предавался печальным размышлениям, вошел человек и доложил:

– Вас пришли навестить друзья!

Цзя Чжэн принял их, каждому выразил признательность за то, что они не забыли его в несчастье, и сказал:

– Беда обрушилась на нас только потому, что я не умел присматривать за своими детьми и племянниками и наставлять их.

– Нам давно было известно, что ваш старший брат Цзя Шэ ведет свои дела не так, как следует, а Цзя Чжэнь распутничает и самовольничает, – сказал кто-то из друзей. – Если б они были наказаны за служебный проступок, это было бы не так позорно. А то они не только сами попали в беду, но и на вас навлекли неприятности!

– Проступков у людей бывает много, но мы никогда не слышали, чтобы цензоры докладывали о них государю! – проговорил кто-то. – Если бы господин Цзя Чжэнь кого-то не обидел, разве дошло бы до этого?!

– Винить цензоров незачем, – заметил один из друзей Цзя Чжэна. – Мы слышали, что все это дело разгорелось из-за ваших слуг, которые связались с какими-то негодяями и своей болтовней помогали им распространять слухи! Цензор, не имея доказательств, ни о чем не стал бы докладывать государю; он сделал это, лишь получив показания ваших слуг. Но как слуги могли настолько бесчестно поступить по отношению к вам?! Ведь вы хорошо с ними обращаетесь!

– Всех этих негодяев только зря кормят, – сказал кто-то. – Здесь все свои, и я осмелюсь сказать: когда вы были на должности в провинции, я не поручился бы, что вы бескорыстны – настолько дурная молва о вас ходила. А виной всему ваши слуги! Вам следовало бы их остерегаться! Сейчас вашу семью не тронули, но, если у государя еще раз возникнет подозрение, дело может кончиться плохо!

– Какая же обо мне ходила молва? – спросил взволнованный Цзя Чжэн.

– Точных сведений мы не имели, – отвечали друзья, – но толковали, что, когда вы были начальником по сбору хлебного налога, вы заставляли подчиненных вымогать деньги у населения.

– Могу поклясться самим Небом, что у меня и мысли подобной не было! – вскричал Цзя Чжэн. – Это все мои слуги безобразничали, и из-за них получился скандал! А отвечать приходится мне.

– Сейчас бояться нечего, – возразили ему. – Лучше проверьте своих управляющих и слуг, и если среди них окажутся такие, которые творят беззакония, накажите их!

Цзя Чжэн в знак согласия кивнул головой. Тут вошел привратник со словами:

– Прибыл человек от господина Суня. Господин Сунь сам не мог приехать. Он говорит, что старший господин