украшательства? Теперь у нас экономия ресурсов, и всякая трудовая деятельность подчинена исключительно насущному выживанию, как нам внушают. Но они единственная память у меня о моей прошлой жизни.

Как-то Ландыш предложила свою помощь Финэле, чтобы вымыть и почистить запылившиеся куколки. Финэля была счастлива, полностью предоставив Ландыш то, что та восприняла как забавную игру.

– Как бы Виталина обрадовалась таким вот куколкам, – сказала она.

– Кто это? – услышала её Рамина.

– Моя младшая сестрёнка, – сразу же нашлась Ландыш. – Совсем малышка.

– Так у тебя есть и младшая сестра? – обратилась Рамина к Валерию.

– Есть.

– Хорошо иметь сестёр и братьев, если не надо с ними делить наследства, – сказала Рамина. Она предложила Ландыш на выбор взять себе пару кукол для сестрёнки. Ландыш выбрала одну весёлую девочку с птицей, а другую куколку в наряде, похожем на тот, который подобает только царевнам. После чего она заботливо обернула фигурки в мягкую бумагу и убрала в рюкзак Валерия.

Вскоре Рамина ушла на своё производство, куда ходила через день, где отбывала свою трудовую повинность ровно пять часов. Зато свободный день принадлежал ей полностью. Она не раз приступала к Валерию и к Ландыш с допросами о месте их работы, и Валерий что-то ей вынужден был сочинять. Правда о Ландыш она сама сразу же решила, что та работает где-то на овощных плантациях, что было и близко к правде. Прежде чем отбыть восвояси, Валерий и Ландыш решили посидеть на дорожку у живописного пруда. Ему всегда было настолько хорошо у Рамины, что возвращаться к своим не всегда и хотелось. А Ландыш никогда не делилась своими впечатлениями о том, что увидела в данный день, что о том думает. Она обо всём рассказывала только Косте, который в домик к Рамине не ходил никогда. Костя с Артёмом гуляли по иным местам. Девушек у них не было, их познавательная деятельность лежала совсем в другой плоскости, чем у Валерия. Поэтому Ландыш и Валерий просто молчали и смотрели каждый в свою сторону, или же, что то же самое, каждый был погружён в своё личное пространство. А глаза блуждали по окружающему ландшафту и редко проходящим где-то вдалеке людям.

Тут к ним подошла старушка. Или же она не была старушкой, а просто пожилой женщиной. Была она красивой или же нет, и Ландыш и Валерий затруднились бы с ответом. На Паралее все пожилые люди казались им на одно лицо. На немолодой женщине был серебристый тюрбан, украшенный шёлковым лиловым цветком, такое же серебристое платье облегало её отнюдь не маленькую фигуру. По вороту платья также был раскидан букет рукотворных цветов. Они были от бледно-лилового и голубоватого до ярко –синего и насыщенно-фиолетового по своему цвету, а их форма весьма напоминала те растения, где и любил бывать Костя. А также и Ландыш. Как женщина Ландыш не могла ни оценить тонкость и изящество наряда старушки. А та в свою очередь, не обращая внимания на молодых людей, притащила грязную голову статуи из цветника Рамины и, подойдя к воде, принялась мыть её. Она делала это с тщательностью и весьма долго, а когда отмыла, то с трудом смогла разогнуть свою поясницу.

– Негодница! – сказала неизвестная женщина, – что учудила. Отколола мне голову, да и кончик носа отбила! Надо было мне поторопиться.

– Разве это ваша голова? – поинтересовался Валерий. – Кажется, с вашей головой всё в полном порядке, да и нос у вас отличной формы.

Старуха протянула голову статуи в его сторону, – О ней речь! – прикрикнула она. – Рамина – негодница, если не ценит родительское добро. – Выходило, что Рамина была пожилой даме знакома.

– Вы знаете Рамину? – спросил Валерий, – но она вовсе не крушила сие произведение искусства. Это сделали какие-то хулиганы.

– Так она могла бы и озаботиться сохранением своего же добра! – старушка вытерла голову бывшей скульптуры, созданную из мягкого и бело-розоватого материала, похожего лишь внешне на камень, своим подолом. После чего села на траву и положила псевдо каменную голову в свой же подол. Она баюкала её, как уснувшего котёнка баюкает играющий ребёнок, что-то шептала самой себе и покачивала своим затейливым тюрбаном, наверченным на спрятанных полностью волосах. В отличие от платья и тюрбана туфли на её немолодых, но очень аккуратных и даже гладких ногах были растоптаны и бесформенны. Она скинула их в траву и туда же погрузила свои ступни с выражением заметного блаженства на лице.

– Устала! Далеко же пришлось идти. Но я люблю гулять и хожу очень далеко от своего дома. Цель для прогулок я всякий день изобретаю заново. Когда-нибудь мечтаю дойти и до самых гор. Вообще же, я преподаю в школе. Иначе превратишься в бесформенное тесто, не имея цели существования. Раз ей без надобности, возьму себе хотя бы осколок того, что и сохранилось. – Женщина какое-то время озиралась, ища другую скульптуру. Та, целёхонькая, робко высовывалась из зарослей. Даже показалось, что она опасается той, кто её и искала своим сердитым взглядом. – Привет, Айра! Всё следишь из-за кустов, как и прежде бывало? Я всегда чуяла твою слежку, иногда и нарочно миловалась на твоих глазах с твоим законным аристократическим мужем. Да. Я была молодой и жестокой, чувственной и жадной до наслаждений. И вот тебя давно нет на свете, а я стала такой, что никогда и не подумаешь, какой же неповторимой и чудесной красавицей-актрисой была сия руина. Ишь, свою мамашу сохранила, а меня-то позволила изуродовать. Чтобы Рамине найти меня и отдать, раз уж не надо самой.

– Наверное, она не знала, где вы живёте, – предположила Ландыш.

– Всё она знает! Отлично даже знает! Я живу совсем рядом с тем местом, где и жила прежде её сестра Ола – Мон. А Ола – Мон между тем моя дочь! И это она знает. Они сёстры только по отцу. Я давно у неё просила вернуть мне моё, а она: «Нет! Мне самой дорога память о прошлом». Мою коллекцию танцовщиц себе забрала. А ведь это я собирала фигурки, как жила тут, в этом самом домике, когда её отец был… – тут женщина замолчала. – У меня всегда и всё отбирали посторонние люди. И по-крупному и по мелочам. Существовала только одна женщина божественной красоты и доброты, что оставила мне свой дом, как покинула здешний мир.

– Умерла? – участливо спросила Ландыш у странной собеседницы.

– Ещё чего! Отбыла в такое высокое пространство, куда нам вход закрыт! Где, надеюсь, жизнь очень длинная и, как она меня уверяла, старости нет.

Тут старушка пригляделась к Ландыш. Взгляд её мутноватых и высохших,