Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Запекали послания в пирожки, — усмехнувшись, закончил Ли, Джоэл же совсем не веселился:
— Как я и думал. Академия — единственный заказчик. Но как тебя уговорили снова в это ввязаться? Ты же была под следствием.
— Энн добрая. Самая добрая женщина, которую я встречала. Она напомнила мне маму… — оправдывалась Джолин, несмело обнимая Джоэла со спины. — И сражается она за людей, за своих учеников, а не ради побега из города.
— Должен был догадаться, что ты опять… — скрипнул собственный голос, но Джоэл остановил негодование: — Но я-то теперь не лучше. Джолин, почему ты мне ничего не сказала?
— Я не знала, примкнешь ли ты к Энн или доложишь Уману. Вы ведь… все друзья.
— Были. Но, Джолин… за что? За что ты доверяешь кому угодно, но не мне? — взяв ее руки в свои, спросил Джоэл. Джолин не отводила взгляд, она больше не боялась, просто говорила, не дичась и не выставляя острые шипы:
— Энн просила молчать, пока сомневалась в тебе. Я хотела рассказать, когда вы проникли в лабораторию Цитадели. Но все началось так быстро, что… что я просто не успела. И мне тоже не сказали, что делать дальше.
— Они захватили точку связи, часть телеграфных станций. Думаю, пирожки им больше не нужны, — недовольно фыркнул Ли.
— И что теперь? Хочешь примкнуть к Академии? — поинтересовался Джоэл.
— Нет. Я для них бесполезна. Буду, как и вы, ни на чьей стороне. С вами, вы мне оба очень дороги.
— Джолин, — с тайной радостью выдохнул Ли.
— Ладно, подождем, чем все закончится. Если закончится. А если нет… не знаю, что-нибудь придумаем. Уйдем в горы, подальше от города, — озвучил свою давнюю мечту Джоэл. В Вермело становилось все опаснее, бунт не прекращался, привычный строй не желал устанавливаться. Все благополучие, которые виделось незыблемым в конце лета, оказалось фарсом, косметикой для мертвого лица. Затея с побегом и сменой профессией на службу пастуха-стригаля уже не представлялась безумной выдумкой и плодом усталого воображения.
— Говорят, на восточной стороне Вермело, за хребтом, между стеной и горами, есть три озера, вокруг которых растет лес. Может, там и спрячемся, — обнадежил Ли. — Знайте одно: я с вами и никому вас не сдам. То, что ты, Джолин, молчала, конечно, обидно, но мы не обидчивые, правда же, Джо?
— Правда, — кивнул Джоэл, немного кривя душой. Но Ли, похоже, действительно простил, а Джолин глядела кротко и виновато, точно в ожидании удара. Так она, пожалуй, могла смотреть на разгневанного Зерефа Мара в минуты немилости.
Джоэл не желал, чтобы между ним и пекарем прослеживалось хотя бы призрачное сходство, поэтому он простил. Простил ее очередную тайну, ложь во имя высшей цели. В конце концов, о готовящемся проникновении в Цитадель они тоже не спешили докладывать.
Так прошел день, достаточно тихий и не несущий никаких потрясений, кроме очередного признания Джолин. Но Ли, похоже, был готов уже к любым открытиям, принимая ее такой, какая она есть. Джоэл же некоторое время боролся с собой, давил недоверие, смешанное с обидой, но потом убедился, что тоже виноват, потому что и не подумал рассказать Джолин о планах вторжения в Цитадель. В случае провала пострадали бы все.
Провала… Провалом ли оказалось спасение Вен Даррена и дерзкий план? Теперь мучился весь город. И этого себе Джоэл простить не мог, терзаясь от бессонницы, боясь, что в аккуратно развешанных Ловцах Снов застрянут его самые темные страхи, образы подсознания и ужасы бойни у Академии. На какое-то время он задремал, потом опять пробудился, когда Ли сменил в дозоре наверху Вен Даррен.
А посреди ночи на лестнице послышались шаги, легкие, почти невесомые, как поступь фантома. Вскоре показалась Джолин. Она спала наверху, когда они не кидались на первый этаж от обстрелов. Теперь она нерешительно застыла на лестнице, прекрасная, неуловимая, с распущенными волосами и в длинной белой рубашке. В мистическом свете Красного Глаза она напоминала загадочную виллису из легенд.
— Почему ты не спишь? Сейчас время наблюдения Вен Даррена. Дальше — мое, — удивился Джоэл.
— Наверху слишком много воспоминаний о Зерефе Маре, — словно виновато прошептала Джолин, сминая подол рубашки и откидывая назад взлохмаченную копну кудрей. — Я не говорила, но хотелось бы остаться здесь, на первом этаже. А там сделаем только наблюдательный пункт.
— И то верно, так и безопаснее в случае чего, — ответил Джоэл, ловя себя на мысли, что ему спальня наверху тоже не нравится. Он еще помнил, как смотрел в щель между штор за преступлением, которое совершал старый пекарь. И не вмешался… Комната представлялась оскверненной. Пожалуй, следовало переставить все в этом доме, перевернуть его вверх дном, чтобы изгнать злое незримое присутствие прежнего хозяина. Да только сам город ныне переворачивался.
— А где же ты будешь спать? — смутился Ли, слегка отодвигаясь на тахте и оттягивая ворот рубашки. Больше на нем ничего не было, одежды у них почти не осталось. Да и чаще всего любимый спал вообще голым. Но теперь, перед Джолин, казалось, немного смутился, особенно, когда она подошла вплотную. И одновременно Ли явно любовался.
— Здесь, если ты не против. У меня есть предложение. Чтобы совсем не выбирать, — сказала с легкой улыбкой Джолин и вдруг поцеловала его, осторожно потянувшись навстречу и обвив широкие плечи охотника руками.
Ли очень удивился, но охотно ответил, приоткрывая губы. Потом долгий влажный поцелуй плавно перешел к Джоэлу, лежащему у стены. И так слился воедино, один поцелуй на троих. Вскоре уже не различалось, чьи губы трепещут лаской в сладкой темноте. Намек Джолин не оставлял простора для кривотолков.
Она медленно потянулась к своей рубашке, непринужденно стягивая ее через голову и кидая в сторону на пол, потом расстегнула сорочку замершего в предвкушении Ли, оставляя и его в первозданной наготе.
Джоэл только тихонько усмехнулся, отбрасывая и свою одежду. Он не намеревался никого останавливать или в чем-то сомневаться. Зачем? Не в эту ночь, когда им всем хотелось забыться, хоть на короткое время отодвинуть подальше все тайны, невыполненные обещания и кипящий единым кошмаром Вермело.
Они делили на троих любовь. Только любовь — больше ничего не осталось в этой тревожной ночи. Любовь, которая связала одинокие души, и теперь, в этом городе смерти, это волнующее действо представлялось борьбой с неумолимым шествием погибели и разрушения. Они объявляли единение, а не разлад.
— Чтобы не выбирать, — отозвались в один голос Джоэл и Ли, и внезапно все сделалось простым, хоть и непонятным. Но они больше не задумывались, разбивая любые запреты.
Ли смеялся, когда зубы Джоэла игриво закусывали мочку его уха, одновременно их обоих щекотали пушистые волосы Джолин. Три тела сплетались воедино, и не приходилось спрашивать, как поступить дальше, все угадывалось на уровне инстинктов или чтения мыслей.
В один момент руки Джоэла жадно гладили груди Джолин с торчащими бусинами сосков, в следующий — скользили вдоль упругих бедер и ягодиц Ли. Джоэл тонул в новых неизведанных ощущениях, еще не приходилось предаваться страсти вот так, втроем, да еще столь упоенно. Перспектива комнаты переворачивалась, менялись местами пол и потолок, хотя вскоре обстановка вовсе растворилась мельканием ярких пятен перед глазами, когда любимые в четыре руки гладили и ласкали его избитое тело, забывшее обо всех травмах и шрамах.