оценили работу разведки как крайне неудовлетворительную. Кроме Сталина, на упомянутом совещании при ЦК КПСС 14–17 апреля 1940 года Проскурова и подчиненное ему управление резко критиковали заместитель наркома обороны, командарм 1-го ранга Г. 14. Кулик, командующий 9-й армией комкор В. 14. Чуйков, командующий 13-й армией комкор В. Д. Грендаль, член Военного совета этой же армии армейский комиссар 1-го ранга А. 14. Запорожец и начальник артиллерии 19-го корпуса С. 14. Оборин. Несколько ранее, 28 марта 1940 года на пленуме ЦК ВКП(б) нарком обороны СССР К. Е. Ворошилов утверждал: “Плохо поставленное дело военной разведки вообще отрицательно отразилось на нашей подготовке к войне с Финляндией.

Наркомат обороны, и Генеральный Штаб в частности, к моменту начала войны с Финляндией не располагал сколько-нибудь точными данными о силах и средствах противника, качестве войск и их вооружении, особенно плохо был осведомлен о действительном состоянии Укрепленного района на Карельском Перешейке, а также об укреплениях, построенных финнами в районе озера Янисярви — Ладожское озеро…

Отдельно стоит вопрос о нашей военной разведке.

Разведки как органа, обслуживающего и снабжающего Генеральный Штаб всеми нужными данными о наших соседях и вероятных противниках, их армиях, вооружениях, планах, а во время войны исполняющего роль глаз и ушей нашей армии, у нас нет или почти нет.

Военную разведку, достойную нашей страны и Армии, мы обязаны создать во что бы то ни стало и в возможно короткий срок.

Необходимо ЦК выделить достаточно квалифицированную группу работников для этой цели”[289].

Опытный в аппаратных интригах маршал воспользовался фактическим подчинением военной разведки не только наркомату обороны, но и Политбюро ЦК ВКП(б), и попытался переложить на нее значительную часть ответственности за военные неудачи. Весьма характерна в этом отношении последняя фраза, процитированного отрывка, явно намекающая на то, что 5-е управление фактически представляет собой структуру ЦК. Эта линия поведения в отношении разведки продолжилась и в последующие месяцы. В мае 1940 года сменилось руководство НКО, и новый нарком зафиксировал в посвященном разведке разделе “Акта о приеме Наркомата обороны Союза ССР С. К. Тимошенко от К. Е. Ворошилова”, что “организация разведки является наиболее слабым участком в работе Наркомата обороны. Организованной разведки и систематического поступления данных об иностранных армиях не имеется.

Работа Разведывательного управления не связана с работой Генерального штаба. Наркомат обороны не имеет в лице Разведывательного управления органа, обеспечивающего Красную Армию данными об организации, состоянии, вооружении, подготовке и развертывании иностранных армий. К моменту приема Наркомат обороны такими разведывательными данными не располагает. Театры военных действий и их подготовка не изучены”[290].

Некоторые исследователи однозначно квалифицируют эту оценку как традиционную для высоких чинов попытку переложить ответственность за собственные неудачи на плечи разведчиков. Несмотря на это, в любом случае совершенно справедливо утверждение о пагубном влиянии вывода разведки из подчинения начальника генштаба. В отличие от политической, военная разведка в любом государстве прежде всего является одним из видов обеспечения боевой деятельности и в первую очередь должна быть сориентирована именно на это. Лишь генеральный штаб может и должен определять ее основные направления, что при отсутствии прямого подчинения осуществить весьма затруднительно. Выведение военной разведки из состава генштаба оправдано только в том случае, если высшее государственное руководство использует ее также и в качестве политической секретной службы. В этой единственной ситуации целесообразно оттеснить узкие военные интересы на второй план, но тогда в вооруженных силах, как правило, создаются отдельные ведающие оперативной и тактической разведкой структуры, освобождающие руководство стратегической службы от этих многообразных и важных задач. Однако в Советском Союзе существовала отдельная политическая разведка в составе НКВД, и дублирование работы двух параллельных спецслужб по политической линии являлось неоправданным расточительством. С современной точки зрения, стратегическая военная разведка должна заниматься установлением состава, состояния и дислокации вооруженных сил противника на различных театрах военных действий, выявлением взглядов противника на характер и способы ведения войны и его планов, состояния и перспектив развития вооружения и военной техники, мероприятий по непосредственной подготовке к войне, оборудования театров военных действий и так далее. Эти направления были не менее актуальны и в предвоенный период, но многие резидентуры РУ активно и, кстати, довольно успешно занимались чисто политическими задачами, которые было бы логичнее передать внешней разведке. Впоследствии ситуацию исправили путем детального разграничения сфер деятельности обоих разведывательных органов. Правительство определило конкретные объекты для каждого из них, хотя военные сразу же восприняли это как ущемление их интересов. Тем не менее, трудно не согласиться, что, к примеру, агентурная разработка иностранных миссий или наступательная контрразведка никоим образом не должны возлагаться на военную разведку. В этом вопросе Тимошенко был абсолютно прав, что косвенно подтверждает его правоту и в других отмеченных в акте приемки аспектах.

Нельзя не отметить, что, наряду с действительными упущениями военной разведки, на нее свалили причины множества других неудач. Вне всякого сомнения, обвинять разведку в том, что она не обеспечила войска информацией об укреплениях “линии Маннергейма”, было, по меньшей мере, несправедливо. В 1937 году РУ выпустило и разослало в войска сводный документ под неофициальным названием “черный альбом”, содержавший данные по каждому из финских долговременных оборонительных сооружений, включая его фотографию, координаты, состав вооружения и защитные характеристики. Другое дело, что добыть такие, казалось бы, совершенно секретные материалы было значительно проще, чем это казалось со стороны. Руководители Финляндии были убеждены в том, что информация о мощи расположенных на Карельском перешейке укреплений отобьет у СССР всякое желание совершать агрессию, и поэтому не только не препятствовали советской разведке в изучении укрепрайонов, но даже потворствовали ей в этом. Здравомыслящие финны и предположить не могли, что не подготовленную к боевым действиям в северных условиях Красную Армию можно бросить в лобовую атаку на прорыв “линии Маннергейма” при наличии в генштабе РККА ее характеристик. Существовало и субъективное объяснение заметных успехов советских спецслужб на финском направлении. Дело в том, что в предвоенных репрессиях не пострадали ни руководители резидентур НКВД, ни сотрудники военных атташатов в северном регионе, поэтому их агентуру не выводили на консервацию для перепроверки, и она продолжала активно работать. При этом следует отметить, что абсолютным сюрпризом для Красной Армии оказались тактика летучих отрядов финнов, широкое использование снайперов, лыжников и многие другие существенные факторы, требовавшие специального внимания.

Ф. И. Голиков

Судя по всему, начальник Разведывательного управления действительно вполне заслуживал отстранения от должности, однако доля его вины в неудачах была намного скромнее, чем у более высокопоставленных должностных лиц. Проскуров не просто отказался признать