минута. — Благодарю и тебя, сынок, что позвонил мне тогда и дал шанс сблизиться со своими детьми… Я поверил тебе, а ты, ты приютил меня, когда меня оттолкнули, стал для меня Божьим домом и открыл врата, чтобы увидеть своего ангелочка… И…

Будто грозным провидением распахивается дверь. Мы замолкаем, повернув головы в одну сторону. Небесное видение, возникшее перед нами, с ветром влетает внутрь, вскрикивая, донося стон смятения, вырывавшийся из её глотки:

— Па-а-па…

Бросив взгляд на Ника, луч радости которого вмиг освещает лицо, сердце замирает и, кажется, приостанавливается. Затаив дыхание, притаившись, будто меня здесь нет, я, как призрачный свидетель, взираю на то, что не поддается логическому объяснению. Он, переступив предпоследний порог жизни, стоя на краю могилы, возрождается, словно полуугасшего очага коснулась чья-то рука — что-то загорается в его очах и чудесным образом исцеляет его, насыщая необычайной живостью. Отсвет раннего пробуждения солнца мерцает в его воспламененных глазах. Изборожденные морщинки приглаживаются этим сиянием.

— Дочурка, — оживляется он, произнося слово с невыразимой нежностью, но слабым голосом. Этот голос подобен утренней симфонии воробушка. — Моя дочурка.

Они падают друг к другу в объятия. Их сердца сливаются друг с другом. Он так крепко прижимает к себе припавшую на его грудь, что я с трудом держу эмоции, сидя также, не двигаясь. Ее нежные маленькие ручонки прерывисто обхватывают его шею. Он дотрагивается губами ее лба, осознанно понимая, что в сужденную минуту его ангел-дочурка сотворит это же действо в прощальный раз перед отходом его в могилу. Их поцелуй — последний и через считанные часы он уснет навеки.

— Ты пришла… Значит, ты меня простила. — Он закрывает глаза, утопая в блаженстве, словно свершилось то, чего он так неумолимо ждал, молился всем поднебесным силам, ставя на кон свою жизнь. Мысль о дочери внедрена в его сознание и сделалась неотделимой от него самого. Воплотившееся желание стоило ему самого ценного, но радость от облекшегося в реальную форму превосходит смысл его существования и нисколько не отражает в его взоре признаков сожаления.

Безмолвные слезы — самые страшные слезы, разрывающие сердце тому, кто в обмен на исполнившуюся просьбу обязался платить по счетам, ужасающе касаются его впалых щек и тянутся тяжёлыми медленными каплями, как набитая сеном повозка волочится в ледяной ливень через болота грязи.

Трогательно смотреть на то, как частичка, отыскавшая свое пристанище, через считанные мгновения потеряет его навсегда.

— Папа, я простила, простила, — жалобно произносит она и отслоняется, озираясь на отца.

В такие минуты рассеянности, когда близкая сердцу «рука» оказалась при последнем издыхании, мы не сдерживаем себя, ибо кристаллизуется прозрачность души.

Дочь дарит ему забвение, благословенное забытье, позволяющее не чувствовать страдание и боль. Она для него дороже жизни.

— Почему ты здесь? Ты болен? — Её личико осматривает отцовские темные круги под глазами, будто нарочно намазанные фиолетовой краской. — Это как-то связано с тем, что у тебя кружилась голова и ты бессвязно о чем-то трепетал? Или, когда неважно себя чувствовал и поэтому рано ушел со свадьбы Ритчелл и Питера? Ты переживаешь, что мама запретила нам с тобой общаться? Но мы не будем слушаться её, делать так, как хочет этого она, правда. Обещаю. Мы будем время от времени гулять, как в детстве, помнишь? — Столь долго скрываемые слезы, так и вырываются с его глаз. Я отворачиваюсь, чтобы незаметно вытереть слезу, невольно образовавшуюся в моих глазах. — Ты будешь приходить ко мне на показы мод, а после создадим традицию и будем ходить в кафе! Точно, папочка! — восклицает она, еще не зная всю тягость его состояния. — Я буду приезжать к тебе в Сиэтл, и, быть может, на отпуск буду оставаться там. Мама никогда не помешает нашему общению, не принимай ее слова близко к сердцу. У нее есть свои причины ненависти, но, поверь… — Она несколько секунд медлит, думая, что ошибочно затеяла тему о предательстве, что явно не утешит папу и ему не станет в одночасье лучше, если припомнить прошлое. — Папочка, что же ты молчишь? Папочка?.. — У отца текут тягостные безысходные слезы. Она касается пальцами его лица, смахивая слезы, отчего тот, вздрогнув, плавно поднимает руку и подносит к её ладошке, поглаживая ее. — Папочка, ты объяснишь? — Его слезы так контрастно гармонируют с улыбкой, растягивающей его губы, будто душа озаряется тем светом, который ему был так нужен. Слова дочери услаждают его слух.

— Моя свеча почти догорела, доченька. — Он заправляет за ухо ее непокорную прядь, сияя от этой возможности коснуться ее. — В такой миг, возможно, последний миг я счастлив, что разделю его рядом с вами. Я не доживу до рассвета. Умру при звездном свете, твоем любимом свете, крошка. Звезды сотворены для тех, у кого доброе сердце, милая. Они дышат тобою. Ты — девственное сердце звезд.

Сильные-сильные слезы выступают на глазах Миланы — слова отца касаются её сердца.

— Нет! — плачущим голосом заверяет она. — Ты что? Как ты смеешь такое говорить? Немедленно прекрати! Как ты можешь такое произносить? Мы же только нашли и простили друг друга, и ты хочешь вот так уйти, папа?!

— Я болен тем, что не лечится, Миланка моя. — Если бы эту фразу услышал иностранец, то счел бы, что этот человек незыблемо счастлив и в полном расцвете сил. Любовь к дочери, ее присутствие рядом врачевало его рану душевную, но физическую ничем не исправить, не замазать никаким средством. Счастье, испытываемое им, его же повергает во прах.

— Но мы что-нибудь придумаем, — она замечает меня, косо посмотрев, и тут же перемещает взгляд на отца. — Тебе нельзя вот так уходить! — трясущимся, умоляющим голосом говорит она, плача навзрыд. — Мы же еще столько всего с тобой не обсудили! — В порыве судорожного переживания она так быстро перебирает слова, что нужно постараться, чтобы донести до себя их смысл. — А книга! — взрывается она от слез, громко вскрикивая. — Папочка, ты же, как и тогда Питеру, подскажешь мне, какую подобрать обложку, какие выделить цитаты, описывающие её суть? Помнишь, как вы когда-то занимались с ним? А я, глупенькая, так ревновала тебя к нему, думала, что ты его любишь больше, чем меня, что на меня у тебя совершенно нет времени… Папочка! Видишь? Видишь, сколько нам нужно успеть сделать вместе?! Я так соскучилась по нашему дому, по фонтану, который ты сотворил во дворе…

— Я же так тебя люблю. — Его слезы стекают ручьем, и он даже не убирает их с лица. — А как же мое будущее? Кто будет вести меня к алтарю, кто отдаст мою руку суженному? — Понурив голову, я