Какое-то время отец Серафим молча взирал на предмет, который ему протянули, не спеша его принять.

— Вы вводите меня в искушение, от которого и до греха недалеко, — вымолвил, наконец, священник, не беря конверт.

— В чем же грех — в том, чтобы помочь хорошему человеку, при котором русская церковь не знает гонений? — удивился Бородин.

— Он все же коммунист.

— А кто только что говорил, что подозревает в нем верующего? К тому же, совсем недавно, в конце прошлого года, когда умер Брежнев, кто как не Московский Синод вынес распоряжение о служении ему панихиды, а патриарх Пимен назвал деятельность усопшего «богоугодной»?

— Но Архиерейский Собор эту инициативу осудил, — продолжал сомневаться священник.

— Однако именно при Брежневе завершилась, как вы верно выразились, бесовщина, начатая Хрущевым. За одно это церковь должна быть ему благодарна. Да и решение о передаче Свято-Даниловского монастыря Московской Патриархии тоже на совести Леонида Ильича. И разве Рашидов не является его последователем на этом поприще: при ком был расширен Успенский собор?

Видимо, аргументов, чтобы продолжать возражать, у отца Серафима не осталось и он в итоге забрал конверт, спрятав его в складках своей рясы. Затем они вновь продолжили свой путь по аллее сквера, и первым вновь нарушил тишину священник:

— Получается, что мы с вами аки разведчики.

— Насколько я помню, первым труд разведчиков использовал Моисей, — подхватил эту тему Бородин. — Помните, в Библии даже есть строчки об этом: «И сказал Господь Моисею: пошли от себя людей, чтобы они высмотрели землю Ханаанскую, которую я даю сынам Израилевым».

— Именно этим вы меня и искусили — своим интеллектом, — честно признался священник, и его губы тронула еле уловимая улыбка.

Подъехав к стадиону, Виктор Звонарев выбрался из автомобиля и зашагал к воротам, возле которых стояли вооруженные бойцы афганского милиции — царандоя. Однако за несколько метров до ворот к Звонареву подошел пожилой афганец с бородой и обратился к нему на дари — на языке, который Звонарев хорошо знал:

— Уважаемый, вы работаете на этом стадионе?

— Да, а в чем дело, отец? — стараясь, чтобы его голос звучал как можно уважительнее, спросил Звонарев.

— Ваши солдаты не пускают меня внутрь, хотя там работает моя дочь.

— К сожалению, отец, чтобы пройти туда, нужен пропуск. Вы же знаете, в какое время мы живем — идет война.

— Но мне необходимо увидеть мою дочь — я ее уже несколько месяцев не видел.

— Кем же она работает? — поинтересовался Звонарев.

— Медсестрой.

— Постой, отец, а твою дочку, случайно, зовут не Хабиба?

— Вы ее знаете? — не скрывая своей радости, спросил старик.

— Ее у нас все знают. У вас к ней какое-то важное дело или вы просто соскучились?

— Дело, уважаемый — я хочу забрать ее обратно в наш кишлак Исталиф. Нехорошо, когда молодая девушка бросает свою родню и жениха, с которым она давно помолвлена.

— У нее в кишлаке есть парень? — искренне удивился Звонарев, вспомнив, что девушка вот уже в течение нескольких дней с удовольствием принимает знаки внимания от Арьяна Ширвани.

— Конечно, есть — Абдуллой зовут. Хороший парень, мы с его семьей вот уже сколько лет дружим, наши дома находятся по соседству.

Услышав эту новость, Звонарев задумался. Эта информация была как нельзя кстати, учитывая тот факт, что Звонарев буквально голову себе сломал, размышляя о том, как сделать так, чтобы подготовка сборной Афганистана к турниру была сорвана. Но ничего путного в голову не приходило, в то время как команда упорно тренировалась и показывала неплохие результаты. И особенно ярко в ней блистал Арьян Ширвани, у которого на фоне его отношений с Хабибой буквально крылья за спиной выросли. И тут, как нельзя кстати, объявился этот старик — отец девушки.

— Как вас зовут, уважаемый? — вновь обратился к просителю Звонарев.

— Изатулла, — представился старик.

— А меня зовите рафик Звонарев. Пройдемте со мной, уважаемый Изатулла — я помогу вам встретиться с вашей дочерью.

И они вдвоем отправились к воротам, ведущим на стадион. А спустя десять минут старик уже стоял перед Хабибой, для которой появление отца была полной неожиданностью. А когда она услышала, зачем он здесь появился, она и вовсе сначала сильно побледнела, а потом… разревелась. Но отец был непреклонен:

— Немедленно собирай вещи — мы уезжаем из Кабула!

— Но у меня здесь работа, здесь… — в этом месте девушка запнулась, не зная, как объяснить отцу, что у нее появился парень.

— Твое место в кишлаке, — продолжал наседать отец. — Тебе давно пора быть замужем и рожать детей, а не торчать в городе.

Ища поддержки, девушка обратила свой взор в сторону Звонарева, который все это время стоял в дверях и не вмешивался в разговор отца и дочери.

— Объясните, пожалуйста, моему отцу, что я не могу сейчас отсюда уехать, — обратилась Хабиба к русскому гостю.

Прежде, чем ответить, Звонарев подошел к девушке и, положив ей ладонь на голову, заглянул в глаза. И только потом ответил:

— К сожалению, твой отец прав — тебе лучше уехать в кишлак. Дело в том, что твой родитель поднимет скандал, пойдет к нашему руководству, а это никому не нужно. Тем более, что у тебя в кишлаке остался жених, с которым ты помолвлена. С любой стороны помолвка — это серьезное дело.

Услышав это, девушка закрыла лицо глазами и разрыдалась пуще прежнего. А ее отец подошел к Звонареву и, сложив ладони у груди, произнес:

— Спасибо вам большое, шурави — вы поступили благородно. Да хранит Аллах вас и ваших близких.

После чего он взял свою дочь за руку и вывел ее из кабинета. Глядя им вслед, Звонарев подумал: «Надеюсь, это не самый тяжкий грех, который я совершил и еще совершу в своей жизни».

Когда Никита Левко вошел в «Академкнигу», покупателей там было немного. Но вошедшего интересовали вовсе не они, а продавщицы. Их было трое, но какая из них Зоя регбист не знал. Однако выяснить это не составило труда. Спустя пять минут, пока он толкался возле прилавка, одна из продавщиц обратилась к другой по имени, назвав ее Зоей. И Левко опознал, наконец, ту, которую искал. Но подходить к ней не стал, поскольку с самого начала не планировал этого делать. Ему надо было лишь узнать, работает ли сегодня девушка. Выяснив это, регбист вышел из магазина с мыслью о том, что если она здесь, то ухажер, скорее всего, должен ждать ее прихода дома. Разбираться с лишним свидетелем Левко не хотелось, к тому же он не выносил женского визга.