— Ну хорошо, ты не любишь советскую систему — она тебе поперек горла встала. Но зачем в зверя превращаться?

— А кто тебе сказал, что я до призыва сюда зверем был? Это ваша война меня таким сделала. Это она вложила мне в руки автомат и сказала: иди, салага, убивай афганцев ради нашего социализма. И я подумал: а, может, я лучше буду вас убивать, чтобы вы не мешали другим народам жить так, как им захочется? Мы здесь все убийцы, у нас у всех руки по локоть в крови. Мы за эти четыре года около одного миллиона афганцев на тот свет отправили, причем большая их часть — мирные граждане. Это, по-твоему, справедливо?

— На любой войне творятся несправедливости, но каждый из нас выбирает — участвовать в них или нет. Лично я безоружных афганцев не убивал. Не для этого мой дед на фронте сгинул, чтобы его внук здесь зверствовал.

— Потому что ты у нас реликт — таких мало осталось, а скоро вас и вовсе не будет. А все остальные — нормальные люди, и понимают, что эта война несправедливая. Но сделать с этим ничего не могут. Поэтому все свое зло вымещают на бедных афганцах, вместо того, чтобы своих коммуняк к стенке поставить. Но до Брежнева и его компании далеко, а до афганцев близко. Ты ведь тоже в тот кишлак не просто так пошел — хотел на халяву афганцев потрясти, барахлишком перед дембелем разжиться.

— Но мы никого там не убивали, — вновь напомнил Азизу перипетии той истории, с которой и началась эта эпопея, Сараев. — Более того, когда у нас оказалась афганская девочка, мы ее тебе и твоим головорезам не выдали, чтобы шкуры свои спасти. Мы драться стали. И вот теперь все мои товарищи погибли, хотя могли и выжить, отдай они тебе этого ребенка на растерзание. Но для этого надо было в мерзавцев превратиться, а они этого не захотели. Так что каждый человек в этой жизни стоит перед таким выбором. И даже самый закоренелый зверюга-душегуб нет-нет, да и задумается, зачем его мать в муках на свет произвела. Неужели для того, чтобы он людей убивал и на века запечатлелся в памяти потомков в образе вурдалака, тем самым весь свой предыдущий род опозорив? Нет, Валдис, не для этого.

Азиз хотел было возразить своему собеседнику, но едва тот произнес его настоящее имя, то в следующую секунду будто острая игла пронзила его мозг. Ведь вот уже почти четыре года ни один человек не называл его этим именем, как будто и не было его вовсе никогда. А ведь с ним он когда-то играл с мальчишками во дворе дома на улице Твайка у кинотеатра «Аврора» и мама звала его на обед, высунувшись из раскрытого настежь окна, с этим именем он отправился в школу, и им же называла его любимая девушка, которая теперь навсегда осталась в прошлом, как и все остальное из той, латвийской жизни. И теперь все это промелькнуло в сознании Валдиса стремительным калейдоскопом, казалось бы, давно забытых картинок, которые вот уже столько лет не будоражили его память. Но вон как все вышло — в грязном афганском сарае человек, которого Азиз считал своим заклятым врагом, одним этим именем разбудил в нем нечто такое, о чем он боялся себе напоминать. Пробудил в нем отголосок того прошлого, в котором он еще не был тем безжалостным убийцей, каким стал теперь.

Как выяснилось, дом Ерванда Спандаряна в Куксарое знает практически каждый. Несколько раз Никита Левко, пока шел по этому району пешком, обращался к людям, которые попадались ему навстречу, и каждый из них указывал ему маршрут. «Видно, какой-то местный барыга», — предположил Левко и вскоре оказался у нужного дома. Вокруг уже сгустились сумерки, и за кирпичным забором с металлическими воротами было тихо. Поздний гость постучал кулаком по металлу и стал ждать. Вскоре он услышал шум открываемой в доме двери и шаги по дорожке, ведущей к воротам.

— Кто там? — раздался строгий мужской голос с мягким южным акцентом.

— Ерванд Спандарян здесь живет? — вопросом на вопрос ответил Левко.

Следом лязгнула задвижка и дверь открылась.

— Ну, я Ерванд, — представился хозяин, который вышел встречать незваного гостя в спортивных штанах и рубашке с короткими рукавами. — А вы кто будете?

— Мне нужно поговорить с вашими молодыми гостями, — заглядывая через плечо хозяина и пытаясь узнать, один ли он дома, произнес гость.

— Нет у меня никаких гостей, и вас я тоже не звал, — сурово насупив брови, заявил Спандарян. — Будьте здоровы!

И хозяин собирался было закрыть дверь, но Левко не дал ему этого сделать, наступив на дверной приступок.

— Ногу уберите, — грозно предупредил дерзкого гостя хозяин.

— Зачем же так грубо? — глядя в глаза собеседнику, произнес регбист. — Я всего лишь прошу разрешить мне зайти к вам в дом и дать мне возможность поговорить с Денисом или Багратом. Знаете таких?

— Впервые слышу. Так вы уберете ногу?

В этот самый миг Левко увидел, как в окне на первом этаже появилось лицо того, кого он искал — Баграта. Тот внимательно следил за тем, что происходило у ворот.

— Зачем вы меня обманываете — вон же Баграт, — и Левко указал пальцем в сторону дома.

— Мало ли что вы видите — я же сказал, чтобы вы уходили, — упорно стоял на своем Спандарян.

Устав препираться, регбист положил руку на плечо хозяину дома и попытался отодвинуть его в сторону, чтобы пройти во двор. Но Спандарян рывком скинул руку со своего плеча и, уже не сдерживая себя, прорычал:

— Пошел вон, сявка!

Завязалась потасовка, но она длилась недолго. Когда хозяин дома уже почти вытолкал гостя за пределы ворот, Левко молниеносным движением извлек из брючного кармана нож с выкидным лезвием и полоснул им по горлу противника. Схватившись за раненое место, откуда фонтаном стала бить кровь, Спандарян какое-то время был недвижим, после чего рухнул на землю спиной вниз. Перешагнув через бившееся в конвульсиях тело, регбист бросился к дому. Но он опоздал. Видевший эту драку и ее исход Баграт, подбежал к заднему окну, выходившему в тенистый сад, и, распахнув его, выскочил во двор. И со всех ног побежал прочь к противоположной стороне забора. Там он подтянулся на руках и вскоре оказался на соседней улице. Он побежал направо — туда, где вдалеке маячили огни ночного шоссе. Он бежал так быстро, что мог бы, наверное, обогнать даже профессионального бегуна. Однако на одном из поворотов он так увлекся, что выскочил на дорогу и едва не угодил под колеса белого «Жигуленка». В самый последний момент его водитель успел нажать на тормоза, однако правым бампером автомобиль все-таки задел юношу и тот отлетел на несколько метров вперед. Из машины тут же выскочил водитель — пожилой мужчина с седой всклокоченной шевелюрой. Подбежав к упавшему и, увидев, что тот в сознании, водитель принялся выговаривать Баграту:

— Что же вы несетесь, как угорелый, не глядя по сторонам? Так же и на тот свет немудрено попасть.

Держась за ушибленную руку, Баграт поднялся на ноги.

— Сильно болит? — сменив гнев на милость, спросил водитель.

Вместо ответа юноша посмотрел в ту сторону, откуда он только что прибежал, чтобы удостовериться, нет ли за ним погони. Но улица была пустынна. После этого Баграт спросил у водителя: