прятался Робин, обвалилась. Из-под камней показалась небольшая струйка крови, которая медленно прокладывала свой путь через пыль. Между перил и ступенек совсем немного, но было видно серебристо-зелёный галстук и светлые волосы.

Мёртв.

Драко медленно поднёс дрожащую руку ко рту и со всей силы зажал его. Он стиснул зубы и побежал.

Очень быстро.

* * *

Николь не знала, куда идти. Она решила подняться на Астрономическую башню, чтобы свысока осмотреть окрестности и понять, где она сейчас нужнее. Ветер развевал русые волосы, пока она поднималась наверх. Её взгляд наткнулся на две рыжие макушки. Она часто стояла там с Фредом, когда они ещё были близки. Сейчас Фред и Джордж стояли на Астрономической башне, как и несколько лет назад. Хоть злость и гнев взяли верх над дружбой, привычка всё-таки осталась.

Уизли стояли бок о бок и о чём-то тихо разговаривали. Судя по всему, разговор был действительно серьёзным, ведь ни один из них не заметил, как Николь поднялась по лестнице и встала всего в нескольких шагах от них.

Первым на неё обратил внимание Джордж. Он не сдержался и поморщился, словно перед ним появилось что-то ужасно отвратительное. Фред глаза не поднял, но сразу понял, кто перед ним стоял. По обуви, по стройным бёдрам, что прятались под обтягивающими брюками.

— Я буду ждать тебя внизу.

Джордж прошёл мимо девушки и слегка задел её плечом. Удар показался Николь сильнее, ведь он оставил отпечаток и на душу, которую братья считали гнилой.

Повисла тишина и лишь отдалённые шаги Джорджа по скрипучим ступенькам раздавались, будто пульс этой большой башни. Много секретов здесь хранилось. Среди них куча её.

— Теперь ты всегда будешь носить длинные рукава.

Фред поднял на Рейнер глаза, и она увидела подтверждение всех её страхов. Разочарование. Злость. Отчаяние. До сих пор… Вот что сейчас читалось в глазах Фреда Уизли, того, кто всегда находил тысячу способов, чтобы её развеселить. И Николь не могла сказать, что этого не заслужила, но… Нельзя судить кого-то за преступление, не зная причину содеянного.

— Я не выбирала себе роль убийцы, Фред. Мне пришлось.

— Ты могла этому противостоять.

— Думаешь, у меня был выбор?! Я пыталась спасти свою семью! И если бы пришлось, я бы поступила так снова!

— Почему ты не убежала после?

— И куда мне было бежать, Фред? Он убил бы их сразу, как только понял.

Рыжеволосое чудо, которое Николь ненавидела на первом году обучения в Хогвартсе, сократило между ними расстояние. Он осторожно коснулся её левой кисти, там, где под толстым слоем ткани скрывалась тёмная метка. Уизли поднял её руку чуть выше, и Рейнер замерла в ожидании, когда Фред оголит её и увидит то, что она так сильно ненавидела.

— Мне плевать, что на тебе эта метка, — сказал гриффиндорец, ловя её взгляд. — Я знаю тебя, Николь, и я знаю, что тебе не место среди пожирателей смерти.

Вдох. Выдох. Послышалось?

Не давай мне ложную надежду, Фредди…

— Из-за этой метки теперь мне место только рядом с такими, как я.

— Моя мама будет рада видеть тебя у нас дома. Когда всё закончится… Приезжай.

— Не думаю, что твоя мама обрадуется. Она ясно дала понять, что ненавидит меня.

Фред нахмурился, отпуская её руку. Осознание, как глупо он поступал эти полтора года, захлестнуло с головой. Он ведь ни разу даже не позволил ей объяснить. Возможно, сделай он это, всё было бы иначе…

Фред подался чуть ближе. Он крепко обнял подругу, уткнувшись носом в её макушку. Уизли что-то бормотал о том, что жутко злится из-за того, что был так глуп, а Николь шептала, что не держит обиды.

Когда рядом раздался взрыв, им пришлось отстраниться друг от друга и вспомнить, что они на войне. Николь кивнула Фреду, слегка улыбаясь, и побежала вниз. Она летела по ступенькам, направляясь к самому эпицентру битвы, когда наткнулась на Тео. Его руки были в крови, но это не помешало девушке подбежать к слизеринцу и крепко обнять. Она почувствовала его руки на своей талии, ощущая, как просочилась кровью рубашка там, где его ладони коснулись её.

— Ты жив, — выдохнула Николь и отстранилась, осознавая, что сейчас не время для чувств.

От девушки не ускользнуло подавленное состояние парня. Теодор словно был готов прыгнуть в тёмную бездну. Он с таким увлечением пытался в неё вглядеться, как в сложный узор или секретный шифр. От Нотта сейчас можно было ждать чего угодно, в том числе и вот такой глупый прыжок. Последние недели, которые он провёл в Мэноре, были похожи на одну сплошную попытку удержать в своих руках призрак. В той давящей атмосфере Нотт мог думать только о Паркинсон. Для Тео Пэнси была скорее патронусом и воплощением надежды, но всё-таки эфемерным и неуловимым. Он не мог так же хорошо понять её, как это получалось у Драко, но Теодор любил Паркинсон.

Трудности, с которыми он сталкивался, пытаясь выжить, превращались в адское испытание, но днём было легче, нежели ночью, когда приходилось оставаться наедине с холодной стеной, возле которой он привык спать. В голове было очень шумно. О череп стучалось слишком много вопросов, предложений, с надеждой на то, что они сработают, и просьб. В итоге всё сливалось в одно сплошное и тяжёлое «Вернись».

Он всегда касался губами её щеки очень осторожно, потому что очень боялся, что от лишнего давления она и вовсе растворится в воздухе. Теперь целовать было некого.

Собираясь на финальную битву, он был почти уверен, что готов прервать свои мучения, просто опустив палочку в разгар боя. Теодор нашёл в себе силы отказаться от этой идеи. Это ничего не изменило бы. Она бы хотела, чтобы он жил.

Вот только Нотт не понимал, зачем ему жить без неё. Он был уверен, что его жизнь закончилась одновременно с её.

— Если всё плохо началось, есть ли разница, как оно закончится? — подал голос Нотт, взглянув на девушку.

— Есть, — ответила Николь. — По крайней мере, её жертва не будет напрасной.

— Прекрати нести эту сопливую чушь, — отмахнулся Тео. — Пойдём. Я ещё не нашёл Хвастовски.

* * *

— Авада Кедавра, — Драко послал смертельное заклинание в пробегающего мимо пожирателя, а в следующий момент парализовал одного из гриффиндорцев.

Место за гобеленом действительно оказалось весьма удобным, чтобы вести двойное сражение. Малфой был предателем, нейтральной стороной. Он понимал, что главное для него — выжить, ведь род — превыше всего, а он — единственный сын и наследник. А выжить в этой свалке можно было лишь