Н. С. Хрущев несколько раз в беседах со мной возвращался к делу Валленберга. Я понял, что это дело для него исключительно важно, что он хочет это дело, как и ряд других, использовать для того, чтобы освободиться от некоторых членов Президиума ЦК, которые представляли для него опасность.

Думаю, что если бы не это, о деле Рауля Валленберга на таком высоком уровне никто бы и не вспомнил.

Мне приходилось готовить документы для ответов на ноты шведского правительства. Наша позиция по вопросу Валленберга всегда согласовывалась с Н. С. Хрущевым, так как предстоял визит премьер-министра Швеции Эрландера* в Москву, которому партийное руководство страны придавало большое значение. Этот визит состоялся в 1956 году, но никаких документов передано шведам не было.

Н. С. Хрущев велел мне и Молотову не торопиться с ответами, пока не пройдут парламентские выборы в Швеции[655].

Прошло время. Состоялся Пленум ЦК, на котором Н. С. Хрущев расправился с антипартийной группой, и только тогда я окончательно понял, зачем он просил меня поднять документы по этому грязному делу.

После того, как я вышел на пенсию, у меня состоялась неофициальная беседа с одним крупным государственным деятелем (я обещал никогда не называть его фамилию).

Он спросил меня: «Иван Александрович, может ли Валленберг находиться в местах заключения под чужой фамилией сегодня?» Я ответил ему, что сотрудники мои провели самую тщательную проверку и у меня нет сомнений, что Валленберг был ликвидирован в 1947 году[656].

Абель*, настоящая фамилия Фишер, прибыл в США, насколько я помню, в конце 40-х годов. Работал там почти 10 лет[657].

Я с Абелем виделся, когда он приезжал в отпуск в 55 или 56 году. Приводили его ко мне на прием Коротков и Сахаровский*. Он показался мне человеком вдумчивым и немного застенчивым.

Мы считали его серьезным работником. К этому времени, к сожалению, два офицера-нелегала, засланные туда в начале 50-х годов, уже были отозваны, и Абель уже прервал свои «старые атомные связи», поскольку эти люди в прошлом были связаны с компартией и были в разработке ФБР.

Документальных материалов из Америки по атомной и водородной бомбам с начала 50-х годов не поступало, за исключением, по-моему, в 1955 году подробного доклада о водородной бомбе (литии и тритии) и результатах ее испытаний, но не от Абеля, а от нашей посольской резидентуры.

Тогда я взял Квасникова*, Рылова* и поехал с этими материалами к Первухину. У нас в то время готовились очередные испытания водородной бомбы. Абель же подключился к перепроверке этих источников информации.[658]

Трудно было работать по атомным делам с источниками-евреями из-за дела врачей. Хотя Сталин умер и врачей освободили, тогда от нас ушел самый ценный источник Морис, один из изобретателей атомной бомбы, связанный напрямую с Бете* и Оппенгеймером*[659].

Я отменил авантюру Квасникова и Панюшкина в 1954 году, когда они предложили через старого агента сороковых годов организовать выезд обиженного Оппенгеймера в Советский Союз. Риск этой операции был большой, к тому же наши физики его бы не приняли на должном уровне. Рылов, встречавшийся с ним в Вене, вынес о нем впечатление как об усталом, разочарованном человеке[660].