Приблизилась граница разделения вод реки на два течения. Сом пронзил ее как тугую пленку и вдруг оделся в пленку жидкого желтого огня, стреляющего во все стороны ручьями оранжевого пламени. Ростислав невольно зажмурился, но тут же открыл глаза, отмечая, что пленка огня обняла и седоков сома, но в радиусе метра, словно они находились под защитой невидимого конусовидного колпака.

Движение замедлилось.

Сом «поёжился» — волна мелкой дрожи прошлась по его телу. Ему было очень больно — горела кожа! — но он терпел и продолжал плыть.

— Огнь, погасни! — отчетливо выговорил Будимир.

И тотчас же огонь погас! Стали видны река, приближающийся берег, кромка леса в полуверсте от берега. Шкура Усыни стала коричнево-черной, пористой и продолжала дымиться, а сам он словно бы съежился, уменьшился в размерах.

— Прыгайте! Я долго не продержусь! Эта мертвая вода не держит на себе даже пуха!

Путешественники перепрыгнули один за другим на берег, и Сом Сомов сразу же повернул обратно. — Всего наилучшего, спасители! Зовите, коли понадоблюсь!

Гигантская рыба нырнула, скрылась из глаз, не шевельнув глади реки. Ростислав подождал немного, выискивая ее глазами, не нашел, обернулся к Будимиру.

— Он не утонул?

— Нет, перешел в другое время. Посмотрите на небо, дядя Слава.

Светлов поднял голову.

Солнце, пять минут назад стоявшее высоко, теперь готово было нырнуть за горизонт. Или наоборот — только встало, судя по его утренней чистоте.

— Лопни мои глаза! — с расстановкой произнес Ростислав. — Что это значит?

— Река, — тихо сказал мальчишка. — Пока мы плыли по этой половине реки, время двигалось назад. Ой, не так! — Он порозовел под взглядом взрослого, пошевелил пальцами. — Наверное, мы двигались назад вместе со временем реки.

— Понял, Усыня предупреждал, что одна половина реки течет в прошлое. Надеюсь, на берегу и дальше время идет правильно?

Будимир промолчал.

Они поднялись по песчаному откосу на гребень берега, увидели луг с высокой травой, за которым начинался лес.

— Итак, подведем итоги. Мы лишились пистолета и кырта, но сохранили меч и два ножа. Еда у нас есть, питье тоже. — Ростислав похлопал по наплечному ранцу своего «доспеха» и по деревянной фляге на боку. — Дня на три хватит. Идем искать избу Бабы Яги? Далеко идти-то?

— Не надо никуда идти, — сказал мальчишка, глядя за спину спутника. — Она сама нас нашла.

Ростислав оглянулся и увидел вынырнувшую из леса и помчавшуюся к ним низко над травой ступу, оставляющую за собой опадающий хвост искр и дыма.

* * *

Ни Светлов, ни Будимир никогда прежде не были в гостях у настоящей Бабы Яги (баба Домна, устроившаяся на Земле, не в счет), поэтому с одинаковым любопытством осматривали ее жилище и подступы к нему.

Располагалась изба старухи Ягойой посреди поляны в дремучем лесу, поросшей высокой — в рост Будимира — травой. Выглядела она примерно так же, как изба Вуккубовой родственницы, сложенная из огромных, до метра в диаметре, серых, замшелых бревен. Изба была покрыта двускатной крышей, сбитой из половинок менее толстых бревен, которую пронизывала толстая труба, похожая на морщинистый, закопченный пень. Ни окон, ни дверей изба не имела, хотя было видно, что середина одной из стен светлее остальных. Судя по всему, вход в избу находился здесь.

Так оно и оказалось.

Когда ступа доставила хозяйку и гостей (все трое уместились в ней с трудом, да и летела она медленно), Ягойой стукнула длинной клюкой — вместо веника — о землю, скрипуче выкрикнула какое-то слово, и более светлая часть стены просто исчезла, будто испарилась, открывая дверной проем.

— Проходите, гости жданные, — проговорила старуха хриплым басом. — Не чаяла встретить сынка Посланника, да еще такого милого.

Ростислав внимательно посмотрел на Ягойой. С виду она казалась суровой, у нее было коричневое морщинистое лицо, мохнатые седые брови, крючковатый нос, светлые до белизны глаза и горб, и она здорово походила на старика Праселка, встретившегося путешественникам на Хаббарде.

— Что разглядываешь? — усмехнулась старуха. — Кромешников не видывал?

— Видывал, — усмехнулся в ответ Ростислав, сжимаясь под ее острым взглядом и отражая укол в голову; чуть позже он понял, что впервые самостоятельно отразил гипноатаку хаббардианки. — Привет вам от Вуккуба и бабы Домны.

— Я так и скумекала, что вы были у них. Весточка мне пришла — жди гостей, а каких — неведомо. Думалось, не сам ли Седьмой заявится? АН нет, сыночек его пожаловал.

— Как вы догадались, что это сын Сухова… э-э, прежнего Посланника? — полюбопытствовал Ростислав.

— У него на лбу написано, — хитро сузила глаза Ягойой. — Не стойте на пороге, проходите в горницу, никто вас здесь не тронет. Старик-домовик давно преставился, так что одна я последние деньки коротаю.

Внутри изба хаббардианской Бабы Яги оказалась маленькой, стиснутая гигантской русской печью, огромным дубовым столом, такими же несоразмерно большими лавками и сундуком-великаном. Кроме этого, в горнице располагалась лежанка величиной с двуспальную кровать, с горой подушек, сундук поменьше, окованный железными полосами, деревянный шкаф для посуды, бадья с водой, лохань и столец — огромное деревянное кресло с резной спинкой и ножками в виде медвежьих лап. Как в этой тесноте передвигалась хозяйка, было непонятно. Во всяком случае, гости с великим трудом пролезли между шкафом и креслом, чтобы сесть за стол.

Старуха поняла их невысказанные чувства, проворчала, расставляя по столу посуду:

— Раньше изба была большая, просторная, да теперича времена вывернулись наизнанку, сил нету держать такие хоромы. Скоро все совсем схизнет, сожмется, и мать-земля заберет избу. Да и меня следом.

— Вам еще жить и жить, — покачал головой Ростислав.

— Спасибо на добром слове, — усмехнулась старуха. — Да не от меня зависит — жить или не жить. Я и так две жизни тут просидела, все ждала… — Она осеклась, метнула на осоловевшего Будимира острый взгляд, загремела горшками в печи.

Ростислав подождал продолжения, хотел было спросить: что или кого не дождалась старуха, но не решился. Вполне могло быть, что речь шла об освобождении от заклятия Семерых.

Он еще раз оглядел горницу, отмечая, что в ней светло, как днем, хотя ни свеч, ни лучин, ни электрических светильников изба не имела. Казалось, светится сам воздух: над столом ярче, в углах — темнее.

— Мовницу истопить? — предложила хозяйка. — Помоетесь с дороги, полегчает.

— Не стоит, мы вчера мылись в бане, — отказался Ростислав.

— На заставе небось, у Веселина?

Ростислав не удивился осведомленности старухи. Ягойой была ведьмой, то есть ведающей матерью, колдуньей, и должна была знать приемы добычи информации в условиях вечной войны Мировой Язвы с Русью.