– Я бы хоть завтра туда вернулся, если бы не война.

– А как же мисс Августа? – удивленно спросил Джим.

– Ну да, и это тоже… – пробормотал Чарльз и надолго замолчал, глядя на огонь.

Вдруг из темноты послышался голос кого-то из разведчиков:

– Чарли? Кажется, твой серый отвязался.

Он вскочил, уронив еду, и помчался через голый подлесок в ту сторону, куда указал солдат. Там Чарльз действительно нашел Бедового, который нервно жевал кусок серой ткани. С привязи он сорвался.

Чарльз сердито вырвал попону из зубов коня. Серый тихонько заржал, оскалил зубы и ткнулся носом в ладонь Чарльза.

– Черт побери, мальчик, да что с тобой?

Разумеется, Чарльз все знал. Фураж для лошадей давно закончился, и несчастные животные просто сходили с ума от голода.

Когда Чарльз привел Бедового к настилу из досок и соломы, который он, как обычно, для него сделал, громко объявив всем, что застрелит любого, кто попытается этот настил растащить, он увидел в свете соседнего костра, что ребра коня торчат, как железнодорожные шпалы.

Чарльз снова выругался. Уже много недель он видел, что Бедовый теряет вес. На вид сейчас он весил фунтов на тридцать-сорок меньше, чем тогда, когда был куплен, и это наполняло сердце Чарльза болью и яростью. Но такова была судьба всех лошадей в кавалерии. Многие умирали. Да и как иначе, если их просто нечем было кормить? Почти каждый день Хэмптон отправлял отряды на поиски фуража, но они редко что-нибудь находили. Обе воюющие стороны вычистили штат подчистую.

Подумав о Хэмптоне, Чарльз снова с грустью вспомнил их недавний разговор. После последней реорганизации его командир был повышен до генерал-майора и возглавил дивизию. Фиц Ли также получил повышение и дивизию. Как-то вечером Хэмптон пригласил Чарльза в свою палатку поужинать тушеной говядиной, к которой ни один из них так не притронулся.

В неярком свете фонарей Уэйд Хэмптон все еще выглядел подтянутым и крепким, что было удивительно, учитывая серьезность ранений, от которых он едва оправился. Его густая борода отросла даже больше, чем у Чарльза; нафабренные усы были лихо закручены кверху. Однако, несмотря на бравый вид командира, Чарльз все же заметил морщины, которых не было, когда Хэмптон еще только собирал свой легион. А еще генерала, словно мантия, окутывала некая новая торжественная серьезность.

Они немного посплетничали. О непопулярности Брэгга, которого за неудачи на западе вознаградили должностью военного советника при президенте. О требовании некоторых газет заменить мистера Дэвиса на какого-нибудь военного диктатора, при этом упоминался генерал Ли. О том, что Джон Худ будто бы заискивает перед Дэвисом, часто отправляясь вместе с ним на верховые прогулки в Ричмонде.

Однако Чарльз чувствовал, что все это лишь подготовка к более серьезному разговору. Так и оказалось.

– Хочу сказать вам то, что вы, насколько мне известно, уже слышали от многих, включая вашего друга Фица.

Насторожившись, Чарльз ждал. Хэмптон покачал остатки виски в оловянной кружке, пока его чернокожий ординарец убирал помятые оловянные тарелки и погнутые вилки.

– Вам следует командовать бригадой, Чарльз, не меньше. У вас есть опыт. Способности…

– Но нет желания, сэр. – Почему бы не сказать правду? Он просто измучился, держа ее в себе, а если и мог кому-то довериться в расчете на понимание, так только этому человеку. – Меня уже тошнит от этой войны.

Никаких признаков неодобрения на лице Хэмптона не появилось; он лишь коротко вздохнул:

– Никто не хочет мира больше, чем я. Да я не променял бы радость от него даже на всю славу Бонапарта. – (В свете фонаря Чарльз видел его печальные глаза.) – Но мы не должны себя обманывать, как это делают некоторые. Вице-президент Стивенс и многие другие в правительстве думают, что мир – это просто прекращение войны. Но это не так. Мы зашли уже слишком далеко. Слишком много пролито крови. Борьба продолжится и после, только будет другой, не такой, как сейчас.

Такая мысль Чарльзу в голову не приходила. Обдумав слова генерала несколько секунд, он решил, что это правда, какой бы горькой она ни была. Поэтому в ответ лишь пожал плечами и отшутился, сказав то, что пока слышал только Пиклз:

– Тогда, может быть, я отправлюсь в Техас, найду себе какую-нибудь лачугу и клочок земли.

– Очень надеюсь, что вы так не поступите. Югу понадобятся сильные, здравомыслящие люди, чтобы защищать его интересы. Мы не должны пренебрегать талантами, данными нам в этой жизни.

Это было сказано тихо, но все же задело Чарльза, на что генерал и рассчитывал. Получив отказ и ответив так, как считал нужным, он позволил себе расслабиться. Хэмптон вытянул ноги и улыбнулся той самой улыбкой, которая завоевала ему так много друзей; даже Стюарт при виде ее начинал оттаивать.

– Однако, я так полагаю, мира нам не видать еще долго, – снова заговорил Хэмптон. – И я действительно верю, что мы победим.

Чарльз сохранил непроницаемое лицо – подобная ложь требовалась от старших офицеров. Только очень немногие позволяли себе говорить правду. Незадолго до этого Чарльз и Том Россер, который был моложе его, но уже получил чин бригадного генерала, обсуждали эту войну за бутылкой виски. После лишнего стаканчика задиристый техасец расслабился и заявил, что теперь он видит для Юга только одну реальную стратегию – удержать Атланту и удержать Ричмонд, и чертовски надеется, что Джордж Макклеллан выйдет на осенние выборы и сметет Старину Эйба. Тогда можно будет начинать переговоры о достойном мире.

Однако Хэмптон продолжал разговоры о победе.

– Говорите, уедете на Запад, когда все закончится? – погладив окладистую бороду, задумчиво произнес он. – А что же думает о ваших планах та молодая леди из Фредериксберга? Я слышал, ваше увлечение довольно серьезное.

Его немного насмешливый тон почему-то сильно задел Чарльза.

– Ну что вы, сэр, – сказал он. – В такие времени я и о лошади-то толком позаботиться не могу. Куда мне еще брать на себя заботу о женщине.

Вскоре они попрощались, пожелав друг другу спокойной ночи. Хэмптон тепло пожал руку Чарльзу, ответил на его салют и снова предложил подумать о командовании бригадой. Чарльз обещал, но сказал это только из вежливости.

Выдыхая клубы пара, он побрел в темноте проведать Бедового. Несмотря на шутливый тон, он действительно сказал генералу то, что думал о своих отношениях с Августой. После Бренди-Стейшн и гибели Эба он не переставал мучительно думать об этом и наконец принял решение. Да, он любил Гус – так, как никого и никогда не любил. Но ради них обоих он должен был прекратить эту связь.

Чарльз был не единственным в их семье, в ком нарастало ощущение неизбежного краха Конфедерации. Купер тоже в этом не сомневался, хотя никогда не высказывался вслух, даже в разговорах с женой.

Теперь семья Купера жила в Чарльстоне, куда его прошлой осенью направил министр Мэллори. Люциус Чикеринг составил компанию своему начальнику.