К началу января рука Билли воспалилась, а простуда усилилась. Весси разыскивал его по меньшей мере один раз за ночь, оскорблял, приказывал маршировать вверх-вниз по тюремной лестнице или заставлял стоять на цыпочках в углу, а сам сидел рядом на табурете, держа штык мушкета в полудюйме от его дрожащей от напряжения спины.

– Ну же, признай, – с улыбкой уговаривал Билли капрал. – Теперь-то ты уже должен осознать свою неполноценность. Свою варварскую природу. Неправильный ход мыслей. Признай, что восхищаешься президентом Дэвисом и считаешь генерала Ли величайшим воином христианского мира.

Ноги Билли дрожали. Он стоял так уже второй час, и казалось, пальцы вот-вот сломаются.

– Да пошел ты!.. – буркнул он.

Весси тут же штыком разорвал рубашку на его спине, оцарапав кожу. К счастью, рана потом не загноилась, как это случилось с рукой, которая уже пожелтела и покрылась темными струпьями.

– Мы еще продолжим, – пообещал Весси, когда наверх поднялся дежурный сержант, искавший его по каким-то срочным делам, – уж ты не сомневайся, язычник!

Вскоре произошло событие, которое заставило Билли нарушить свой обычный нейтралитет. На верхний этаж, где освободилось место, после того как один капитан умер во сне, привели восемь новичков. Один из новеньких, бледный молодой человек с вьющимися волосами и высоким лбом, примостился рядом с Билли. Звали его Тимоти Уонн. Его призвали с первого курса Гарварда, а когда трое офицеров в его части один за другим были убиты, он получил звание второго лейтенанта.

На вторую ночь пребывания Уонна в тюрьме крысятники из другой камеры устроили очередной налет. Билли, как обычно, спал чутко и сразу проснулся, увидев, как трое бородатых мужчин тащат его соседа к общей умывальне. Четвертый солдат, расстегивая на Уонне пояс, ворчал:

– Тощий, как цыпленок. Но ничего, сойдет.

Билли знал, что такие вещи здесь происходят, хотя его самого судьба пока хранила, да и свидетелем он никогда не был. Но он не мог позволить, чтобы так надругались над офицером, да еще таким юным, совсем мальчишкой. Он вытер мокрый нос, с трудом встал и начал пробираться между дремавшими людьми, пока наконец не дошел до четверки мучителей, которые волокли до смерти перепуганного Уонна.

– Эй, отпустите его! – сказал Билли. – Можете заниматься этим там, у себя, но не здесь.

Седоволосый мужик, который держал в руке ремень парня, угрожающе нахмурился.

– А малыш что, твой собственный? – спросил он. – Подружка твоя, что ли?

Билли протянул руку, чтобы ухватить Уонна за плечо и вырвать у мерзавцев, которые тащили беднягу волоком, словно кусок мяса. Седой отступил на шаг и вдруг резко хлестнул Билли ремнем по щеке.

Как ни был слаб Билли – в последние сутки его терзала лихорадка, – но гнев придал ему сил. Он вырвал ремень из руки седого и, крепко схватив за оба конца, набросил ему на шею и потянул. Мужик начал задыхаться. Билли потянул сильнее.

Трое остальных насильников отпустили Уонна, и он упал на пол.

– Вернись на свое место, – сказал ему Билли, когда один из троих бросился на него.

В коридоре мелькнул свет от фонаря.

– Почему шумим? Что здесь происходит?

В камеру вошел Весси, в одной руке он держал фонарь, другой сжимал револьвер.

Билли отпустил один конец ремня. Седой шагнул в сторону, потирая горло:

– Этот чертов псих напал на меня! Стал меня душить… Я просто болтал с друзьями, а он заявил, что мы ему спать мешаем.

– Что ж, сэр, ваше обвинение меня не удивляет, – заметил Весси, сочувственно кивнув. – Этот офицер – грубый и жестокий человек. Постоянно создает проблемы. Я им займусь. А вы вернитесь на свои места.

– Да, сэр, – пробормотали двое из налетчиков и тут же испарились.

– Ну и что мне с тобой делать, Хазард? – сказал Весси, умудрившись одновременно с этим улыбнуться и сокрушенно вздохнуть. – Похоже, мои уроки не смогли выбить из тебя бунтарский дух. Может, урок на свежем воздухе поможет?

– Мне нужно обуться, если вы собираетесь…

– Марш! – рявкнул Весси, дергая его за воротник.

Билли заметил, что несколько человек подняли головы, но тут же снова опустили, и подумал, с чего он сам вдруг решил проявить такую глупость и помочь Тиму. Молодой лейтенантик начал было вставать, но Билли остановил его кивком головы и пошел впереди капрала к лестнице.

Уже на улице Весси передал фонарь стоявшему у двери охраннику, столкнул Билли со ступенек и велел опуститься на колени. Сначала он связал ему руки за спиной, потом лодыжки и стал натягивать веревки, пока изогнутые плечи Билли не свело от адской боли. Через несколько секунд все мышцы у него отчаянно болели.

Начался легкий дождь. Капрал запихнул в рот Билли вонючий кляп и привязал его еще одним куском веревки, обмотав ее вокруг головы. Все это время он самозабвенно напевал: «Великого друга найдем мы в Иисусе».

Когда он закончил, дождь уже лил вовсю. Холодный, леденящий. Билли чихнул. Капрал бегом вернулся к двери и, перед тем как зайти внутрь, сказал:

– Я вернусь, как только найду свой плащ, Хазард. Согласен, погода премерзкая, но я ведь должен проверить, как ты выдержишь испытание. Если нам не удается сломить твой дух, то, может быть, повезет сломать позвоночник?

В тот же вечер за много миль от Либби, в Чарльстоне, Юдифь сказала:

– Я перестала тебя понимать, Купер.

Купер, сидевший на другом конце обеденного стола, нахмурился. Он был в свободной шелковой рубахе; напряженная поза и сгорбленные плечи стали уже привычной картиной за последнее время. Тарелку с нетронутой едой он отставил в сторону.

– Если это еще одна твоя жалоба на то, что я не исполняю супружеский долг…

– Нет, черт тебя возьми! – Ее глаза сверкнули от гнева, но она взяла себя в руки. – Я знаю, ты слишком устаешь… хотя было бы неплохо, если бы ты хоть изредка вспоминал, что я твоя жена. Но я говорю совсем не о том.

Ветер, влетевший из огороженного стеной сада, качнул огоньки свечей, приподнял гардины на открытых французских окнах.

– Значит, дело в испытаниях, – внезапно сказал Купер. – А Люциус, чтоб его, пьет слишком много кларета.

– Не вини беднягу Люциуса. Ты сам его пригласил. Сам подливал ему вина. И ему, и себе.

Купер что-то недовольно проворчал. В гостиной Мари-Луиза начала играть на фортепьяно «Синий флаг Бонни». По настоянию матери она увела их гостя в другую комнату после того, как он сболтнул что-то об испытании, назначенном на понедельник следующей недели. Купер держал это в тайне от жены, надеясь избежать ее утомительных слез и нравоучений, которые потребовали бы от него лишних сил.

– Тогда что значат твои слова? – сердито взглянув на нее, спросил Купер.

– По-моему, все предельно ясно. Неужели так трудно догадаться? Ты не тот человек, за которого я вышла замуж. Даже не тот, с кем я уезжала в Англию.