ноги удержали его. Отодвинул щит, вышел в лес.

Сквозь перекрестье ветвей стреляло солнце, рассыпая повсюду искры росы. Ближний куст лещины покачивался, встревоженный ветерком, и ронял блестящие капли. Запах хвои и смолы вливался в легкие. Прохладный воздух щекотал спину, трава ласкала ступни. Эрвин растворился в ощущениях, пораженный: все ново! Все иначе! Не та поляна, не тот лес… не тот мир!

Рыжая тень бесшумно соскользнула со ствола, метнулась меж кустов, замерла мордочкой к человеку. Глазки из темного бисера, кисточки на ушках, распушенный хвост, выгнутый, как буква S. Эрвин смотрел на белку, она не трогалась с места, и он смотрел… и в этот самый миг пришло осознание.

Рана больше не болит!

Эрвин София Джессика никогда не считал, что судьба несправедлива к нему. Он знавал множество радостных дней. Испытал любовь, испробовал на вкус успех, заводил умных друзей, бывал в центре внимания, наслаждался красотою в разнообразнейших ее обличьях. Умел ценить терпкость вина, остроту фразы, изящество мысли, искру девичьего смеха. Его жизнь — особенно годы, проведенные в столице — была полна прекрасного, тонкого, сладкого, драгоценного…

Эрвин глядел на белку, в бисерные ее темные глазки, и точно знал: сейчас — лучший миг его жизни. Такого не было в прошлом и никогда не будет впредь. Все радости, пережитые прежде, — тусклы, крохотны, смешны. Он не хотел шевелиться, боялся даже дышать, чтобы не спугнуть этот миг вопиющего, бесстыдного, умопомрачительного счастья.

Да пошлют мне боги когда-нибудь еще хоть один такой же миг!

* * *

Когда Джемис вернулся с охоты, неся на плечах тушу олененка, лорд Эрвин Ориджин сидел возле горящего костра. У воина даже челюсть отвисла.

— Как вам удалось?..

— Пункт первый: я поднялся на ноги. Пункт второй: нашел сухих веток. Пункт третий: разжег огонь. Знаете ли, мне по вкусу масштабные планы.

— Вы… — Джемис сбросил тушу на землю и оглядел Эрвина с ног до головы. — Вы здоровы?..

Эрвин искривил губы.

— Ни капли не здоров. Я задыхаюсь после десяти шагов и с трудом поднимаю хоть что-то тяжелее собственной руки. Но я больше не умираю, вот в чем штука.

— Рад это слышать, милорд.

— Рады?.. — переспросил Эрвин.

— Вы сомневаетесь, милорд?..

— Садитесь, Джемис. Есть разговор.

Воин сел возле лорда, пес улегся между ними.

— Кое-что нам с вами нужно прояснить. Я выскажу свои догадки, вы ответите, прав ли я.

— Слушаю, милорд.

— Вы шли за нами, чтобы убить меня, верно?

Джемис глубоко вдохнул.

— Да, милорд.

— Но вас опередили. Вы услышали звуки битвы, а когда пришли на место, увидели братскую могилу. Вы решили, что я тоже погиб?

— Сперва — да, милорд… Но позже нашел ваш меч, и рядом с ним не было вашего тела.

— Тогда вы сочли, что я бежал с поля боя.

Воин не смотрел ему в глаза.

— Милорд…

— Не смейте лгать. Вы не кайр, но все еще дворянин!

— Да, я решил, что вы сбежали.

Эрвин кивнул.

— Благодарю за честность. Далее вы поняли, что вам не составит труда нагнать меня и убить — ведь с вами был Стрелец, он легко взял бы след. Однако вы не двинулись в погоню сразу же, а провели еще несколько дней на месте сражения. Похоронили тела — тяжелое и благородное дело. Чем еще вы там занимались?

— Спускался в ложе Дара.

— Из любопытства? Я понимаю.

— Не только из любопытства, милорд. Я нашел ваш меч, когда бродил по краю ложа. Видите ли… вы все-таки Ориджин, и я подумал…

Эрвин усмехнулся:

— Вернее сказать, понадеялись, что я все-таки не сбежал из боя, а был убит и упал в пещеру.

— Да, милорд. Подумал: вдруг так и было. Тогда я смог бы найти в ложе ваше тело и доставить его светлости.

— Доставить моему отцу?!

— Да, милорд.

Эрвин ужаснулся:

— О, боги! До Первой Зимы два месяца пути. Тело превратилось бы в жижу. Герцог стерпел бы зрелище, но бедная матушка лишилась бы рассудка от такого подарочка!

— Да, милорд, я немного поразмыслил и решил поступить иначе. Подумал, если найду останки, то похороню здесь, а доставлю его светлости только ваш меч. Позже его светлость мог бы прислать за вами людей…

— Если бы счел меня достойным захоронения в родовой усыпальнице, вы это хотите сказать?

— Милорд…

— Отвечайте!

— Да, милорд.

— Прекрасно. Ваша честность радует меня все больше. Итак, вы полезли в ложе и не нашли там никакого тела.

— Верно, милорд.

— Логично предположить, что вы вернулись к изначальной версии: лорд-неженка бежал из боя.

— Да, милорд.

— Тогда вы пустили по следу Стрельца, и пес без труда привел вас сюда. Вы нашли меня полумертвым, лежащим на этой вот поляне, и весьма удивились тому, что я ранен. Недолго поколебавшись, решили помочь мне, что и выполнили со старательностью, за которую я вам весьма и весьма благодарен.

— Да, милорд.

Воин выглядел хмурым и напряженным. Пес, всегда понимающий его настроение, тревожно навострил уши.

— Полагаю, ваши понятия о чести не позволили вам зарезать раненого. Теперь хворь отступила, скоро я наберусь сил. И вот мы подходим к самому насущному вопросу: что вы намерены делать, когда я окрепну и смогу держать меч?

Джемис опустил голову и долго, долго молчал.

— Я выполню то, что вы скажете, милорд.

Эрвин усмехнулся. Какая странная привычка выработалась: реагировать смехом на угрозу смерти.

— Хотите сказать, у меня будет выбор между мечом, кинжалом и арбалетом? Премного благодарю.

— Нет, милорд, вы ошибаетесь.

— Ошибаюсь?

— Не во всем. В большинстве правы. Да, я пришел ради мести. Лишиться плаща — никто в моем роду не знал такого позора. Да, я не убил бы раненого. И да, я хотел дождаться, пока заживет ваша рана. Вы все поняли правильно, милорд. Кроме одного: я не собираюсь мстить.

— Неужели?

— Я сделаю то, что прикажете, милорд. Захотите — останусь с вами, буду служить всю дорогу до Первой Зимы. Дорога нелегка, вам пригодится моя помощь. Захотите — уйду сейчас, и больше вы меня не увидите. Сомневаюсь, что вы потерпите рядом с собою такого вассала. Я бы не терпел.

Эрвин озадаченно свел брови.

— И в чем причина столь разительной перемены?

— Я был к вам несправедлив от самого начала. Вы