из костра палку, горящую с одного конца, долго смотрел, как огонь лижет и обугливает дерево.

— Все, что вы сказали сегодня, — это плохое знание, милорд. Опасное, как змеиный яд. Я не представлял бы, что делать с таким знанием.

— И я не представляю.

— Заседание Палаты будет в сентябре, милорд?

— Верно.

— Мы могли бы с вами задержаться на месяц… например, в Споте. Вернулись бы к началу октября, когда реформы вступят в силу. Владыке не будет смысла преследовать вас. Вы сохраните тайну Дара, а Адриан…

— Пощадит меня?

— Ну… нечто в этом роде.

— Вы уже знаете меня, Джемис. Как по-вашему: я соглашусь на это? Смолчать и стерпеть в обмен на пощаду?

— Не согласитесь, милорд.

— Тогда зачем предлагаете?

— Извините, милорд. Я просто не знаю, что можно сделать. Император…

Джемис осекся. Эрвин продолжил:

— Хотите сказать, на стороне владыки и сила, и власть, и закон? Мы бессильны и бесправны перед ним, как пес перед хозяином? Вы об этом, верно?

— Да, милорд.

— Как ни странно, вы сами подсказали мне одну идею… не сейчас, несколько раньше — на болоте… она не идет из головы.

— Какую идею?

— Пока я промолчу об этом. Мы начнем с малого, и нам очень поможет Стрелец.

— Мой пес?

— Ведь он умеет ходить по следу?

— Конечно, милорд.

— Я хочу найти людей, что напали на нас. Уверен, они все еще здесь, за Рекой.

Джемис оскалился, обнаружив некое сходство с волком.

— Хорошая мысль, милорд. Вот только их будет больше тридцати, а нас — двое.

Эрвин усмехнулся:

— Нас — один с четвертью. Я и здоровый считался разве что за половину кайра, а теперь — того меньше. Но мы сможем подстеречь и захватить одного из них. Узнаем о них все, что можно узнать. А также добудем доказательство для моего отца и всех, кто пожелает усомниться в наших словах.

— Когда выступаем, милорд?

Эрвин встал, вынул меч и сделал несколько взмахов. Рубанул сосну — клинок глубоко вошел в древесину.

— Я больше не задыхаюсь, когда приходится пройтись или поднять тяжесть. Если потребуется, смогу и бежать. Когда целюсь, арбалет не пляшет в руках. Меня не клонит в сон раньше заката, и главное: я мыслю совершенно ясно. Больше ждать нечего. Завтра двинемся в путь.

Глава 36. Монета

Конец июня 1774 года от Сошествия Праматерей

Лабелин и окрестност (герцогство Южный Путь)

Джоакин Ив Ханна восседал в станционном трактире — том самом, откуда хорошо видятся рельсовые пути. Эль был здесь неприятно дорог, а за миску гуляша содрали целых пол-агатки, но это не волновало Джоакина. Его карманы были полны серебра: после кольчуги и сапог от Хармоновых десяти эфесов осталась еще немалая сдача.

Джоакин справился на станции и узнал, что завтра отходит поезд в Алеридан. Билет стоил несусветных денег: три елены за проезд вторым классом, и еще елена — за перевоз кобылы. Лошадь едет поездом — смех, да и только! Как она, любопытно, будет ехать: вдоль вагона или поперек? Станет ли по сторонам глазеть? Бедная животина еще, глядишь, и умом тронется: вроде, ногами стоит на месте, а движется так, будто скачет галопом!

Парень долго колебался, но почти уже решился распрощаться с большей половиной своих монет и прокатиться во чреве искрового чудовища. В конце концов, если в Алеридане его ждет слава, то прибыть туда нужно красиво!

Что он будет делать, оказавшись в альмерской столице? Джоакин до конца не знал. Просто прийти и сказать: «Возьмите меня в гвардию»? Жизненный опыт подсказывал, что ничего хорошего из этого не выйдет. Осенью и зимой он немало помытарствовал в разных землях, просился на службу к разным людям… и отчего-то не выстроилась очередь лордов, желающих его нанять. Правда, теперь он выглядит гораздо солиднее благодаря кольчуге, новому плащу и очам в рукояти кинжала. Он похож теперь на успешного наемника, а коли у наемника водятся денежки, то это всегда говорит в его пользу.

Что может потребоваться, чтобы поступить в гвардию? Конечно, амуниция — но с этим, вроде, порядок. Меч хорош — хотя бы этим отец смог его обеспечить. Кольчуга, шлем, кинжал — все при всем. Лошаденка, правда, не красавица, и за боевого коня уж никак не сойдет. Но боевой конь — дорогущее животное, не может быть, чтобы он имелся у всех альмерских гвардейцев!

Могут спросить о рыцарском звании. Экие! Можно подумать, у них одни только рыцари служат! Сплошь и рядом услышишь, как парень выслужился в гвардии, а уж потом лорд посвятил его в рыцари!

Еще могут спросить рекомендацию. У кого, мол, служил прежде? При этой мысли Джоакин насупился. И что же тогда? Сказать им, что служил у бродячего торгаша? Ага, это верный путь к уважению и славе, уж конечно!

Торговец… При воспоминании о Хармоне парня передернуло от злости. Хитрый язвительный сукин сын — вот кто этот Хармон! Приятно, что теперь со службой у него покончено. Правда, жаль Полли. Не стоит ли взять ее с собою?.. Но куда, как? Ведь она будет словно камень на шее, что тянет на дно. Она только спит и видит, как бы затащить Джоакина к себе в Ниар и посадить на цепь. Да-да, на цепь, как домашнего пса — лишь бы никуда не делся и всегда был под рукой. Еще и хочет, чтобы стал ремесленником, работал… пф!.. в мастерской! Джоакина передернуло. Ну отчего женщины всегда норовят превратить мужчину в покорную скотину? Отчего мужская свобода так претит им?!

А вот леди Аланис — она, уж наверное, не такая. Конечно, нет! Бытовая возня, дурные супружеские ссоры — и леди Аланис! Настоящая леди, несомненно, выше всего этого! Джоакин потянулся к карману, чтобы в который раз поглядеть на измятый портретик, и тут увидел девушку, идущую к нему через зал. Что за черт!

Он подхватился ей навстречу:

— Как ты нашла меня?

— Ты сказал, что не любишь поезда, — ответила белокурая Полли из Ниара.

— Так не люблю же!

— Ты сказал, что не любишь поезда, но с очень мечтательным видом. И я подумала, что найду тебя где-то около станции.

Джоакин поморщился.

— Зачем ты меня искала? Мне нужно просто отвлечься, поуспокоиться. Потом бы я вернулся за тобой!

— Нет, — покачала головой девушка,