Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Диоген Лаэртский приводит много историй, связанных с Зеноном, однако мы не видим его так же отчетливо, как Эпикура. Впрочем, некоторые черты, упоминаемые Диогеном, поразительны. Так, Диоген пишет, что Зенон был худым, довольно высоким и смуглым; что он любил есть зеленые фиги и загорать на солнце. Вполне понятно, что Зенон пользовался популярностью в Афинах и афиняне его любили; свидетельством тому два указа, которые приняли в его честь, и то, что его могила находилась на афинском кладбище Керамик, где хоронили самых знатных жителей города.
«Умер он так: уходя с занятий, он споткнулся и сломал себе палец; тут же, постучав рукой оземь, он сказал строчку из „Ниобы“:
„Иду, иду я: зачем зовешь?“ – и умер на месте, задержав дыхание»[187].
Наука и философия стоиков
Зенон начал преподавать в портике на афинской агоре, который назывался Расписной Стоей, потому что примерно в середине V в. ее расписал Полигнот, «изобретатель живописи». В портике встречались поэты; возможно, он был открыт для всех, кто хотел там собираться. Из-за того что Зенон устроил там свою школу, ее стали называть Стоя, а последователей его – стоиками.
Иногда трудно отделить в учении стоиков элементы, которые следует приписать основателю, от тех, которые были добавлены позже Клеантом и другими. У меня создалось впечатление, что Зенон к тому времени уже объяснил суть своего учения. Его, вне всякого сомнения, можно назвать создателем философии стоиков. С течением времени в учении произвели много перемен, но эти перемены не имели большого значения. Афоризмы Марка Аврелия в целом можно проиллюстрировать ссылками из дошедших до нас фрагментов Зенона.
Зенон делил философию на три основных раздела: физику, этику, логику. Физика – основа знания, логика – его орудие, этика – цель.
Его логика выведена из Антисфена и Диодора Крона, то есть из примеров киников и мегарской школы, однако она развивалась независимо и шла своим путем. Так, она вела к более глубокой грамматической осознанности. Можно сказать, что грамматика греческого языка во многом появилась благодаря стоикам. Грамматические труды Зенона продолжил Хрисипп, а завершили Диоген Вавилонский и Кратет Малльский. Другими ветвями логики были риторика и диалектика. Эпистемология стоиков также была самобытной. Они считали, что знания добываются из чувственных впечатлений, однако к ним нужно подходить благоразумно и не позволять себе увлекаться «фантазиями».
Физика у стоиков была сочетанием материализма и пантеизма. Стоики представляли себе бытие как результат действия сил, сосуществующих с материей; эти силы создают приливы и отливы Вселенной. Стоики впадали в те же противоречия или двусмысленности, что и эпикурейцы, так как они признавали существование душ, но эти души у них были сделаны из материи более тонкой, чем та, из которой созданы осязаемые тела; у стоиков души телесны, а не духовны.
Больше всего их интересовала этика. Они развили идею Сократа, что добродетель есть знание. Истинное добро заключается в том, чтобы жить разумно или согласно природе, что подразумевает достаточное знание природы (физики, теологии). Их чисто научные знания произошли скорее от Платона, чем от Аристотеля; поэтому им недоставало ясности. Например, платоновский параллелизм между макро- и микрокосмом вынуждал их придавать большое значение прорицаниям. В этом они следовали древним греческим традициям, но оказались гораздо ниже эпикурейцев.
Стоики отвергали атомизм, но субстанция их Вселенной была не менее материальной. Все состоит из четырех элементов, или стихий, в порядке увеличения тонкости: земля, вода, воздух и огонь. Сам Бог материален, как и разум, космический разум или разум отдельной личности, который похож на «фрагмент, отделенный от Бога». Этот разум похож на своего рода горячее дыхание. Души сделаны из огня, и в конце космического периода вселенский пожар (ecpyrosis) вернет все в божественный огонь, после которого они, возможно, станут новыми творениями (palingenesia).
Однако таковы были поздние наслоения, и нам не стоит предвосхищать события. Во время Зенона главным было то, что мир создан из материи и разума, но материя и разум – всего лишь две стороны одной и той же реальности. Нет разума без материи, нет материи без разума. Иными словами, Бог – единственная всепроникающая сила, однако ее невозможно отделить от остального. Поймите это, если сможете! Короче говоря, стоицизм был не менее материалистичен, чем эпикурейство, однако он был менее рационален.
Этика – вершина и главная заслуга стоицизма. Главное благо есть добродетель, а добродетель заключается просто в том, чтобы жить в согласии с природой или разумом. Быть добродетельным – единственное благо, не быть добродетельным – единственное зло; все остальное, в том числе бедность, болезни, боль, смерть, – безразлично. Хороший человек, которого нельзя лишить добродетели, неуязвим. Когда он надлежащим образом уходит в себя и понимает, что большинство страданий – лишь вопрос убеждения, собственная добродетель дает ему самодостаточность и бесстрастность, свободу от боли (атараксию). Такой квиетизм напоминал эпикурейский, однако был не таким пассивным, более зрелым (или стал таковым во времена Рима). Человеку недостаточно быть терпеливым и терпимым; он должен быть смелым.
Одним последствием стоицизма стала обязанность мудрецов приобретать доступные знания, ибо для того, чтобы жить в согласии с природой, необходимо понимать космос. К сожалению, большинство стоиков довольствовались весьма несовершенным знанием природы. Им недоставало любознательности. Стоицизм воодушевлял, но не оттачивал ум.
Стоики принимали идею провидения (pronoia) и считали, что пути провидения могут открыться с помощью прорицания (manteia), – два хороших примера непоследовательности, вызванной отсутствием у стоиков научной строгости и некритическим отношением к традиционным верованиям.
Из утраченных сочинений Зенона чаще всего цитировали его трактат о государстве («Полития»). По мнению Плутарха, Зенон написал ответ на «Государство» Платона. Во всяком случае, политикой стоики интересовались. В этом отношении они превосходили эпикурейцев, чей квиетизм вел их к аполитичности. Стоики считали, что человек обязан принять свою долю политического бремени. Этим