Пожилой мужчина играл на нижней челюсти очень крупного мамонта, но вместо оленьего рога он использовал молоточек, вырезанный из верхнего конца мамонтового бивня, общая длина которого вместе с головкой была примерно двенадцать дюймов. Как и другие инструменты, эта нижняя челюсть была раскрашена, однако узор был нанесен лишь на правую, или верхнюю, половину. И только нижняя половина покоилась на земле, чтобы звуки, извлекаемые из верхней части, были более ясными и звонкими. Играя на этом инструменте, музыкант иногда постукивал по зигзагообразным полосам, которые проходили как по внешнему краю, так и по челюстным углублениям, а иногда с усилием проводил молоточком по рифленой зубной поверхности, извлекая скрежещущие звуки.

На нижней челюсти более молодого животного играла женщина. Длина этого инструмента составляла порядка двадцати дюймов, а диаметр полукружия – около пятнадцати дюймов, и его правая половина также была покрыта зигзагообразными полосами. Благодаря глубокому отверстию – около двух дюймов в ширину и пяти дюймов в длину, – оставшемуся после спиливания зуба, этот инструмент издавал более высокие и звонкие звуки, имевшие красивый тембр.

Женщина, игравшая на лопаточной кости, также держала ее вертикально, поставив широкий конец на землю. Удары рогового молоточка приходились в основном на центральную часть кости, где был заметен легкий естественный прогиб. Извлекаемые из этой центральной полосы звуки были насыщенными и четко различались по высоте, а красные зигзагообразные полосы в этом месте почти стерлись.

Черепной барабан, на котором играл молодой человек, издавал хорошо знакомые Эйле сильные и звонкие звуки в низком регистре. Такой же красивый барабанный бой обычно получался у Диги и Мамута. Рабочая поверхность этого инструмента – верхняя часть черепа – была также разрисована, однако в данном случае использовался не зигзагообразный орнамент, а совершенно другой узор, состоящий из разветвленных линий, отдельных штрихов и точек.

Взяв четкий заключительный аккорд, музыканты закончили игру и перешли к обсуждению только что сыгранной мелодии. Диги присоединилась к ним, а Эйла просто слушала и, не вмешиваясь в разговор, пыталась самостоятельно понять смысл незнакомых терминов.

– Нашей игре пока не хватает согласованности и благозвучности, – сказала женщина, игравшая на инструменте из бедренной кости. – Я думаю, что перед танцем Кули мы можем ввести еще и духовую дудочку.

– Тари, я уверена, что вы сможете уговорить Барзека пропеть этот отрывок, – сказала Диги.

– Лучше он споет нам чуть позже. Кули и Барзек одновременно – это уже перебор, они будут отвлекать внимание друг от друга. Нет, мне кажется, нашу музыку лучше всего дополнят пять тонов журавлиной дудочки. Манен, давай-ка попробуй сыграть эту мелодию, – попросила она мужчину с аккуратно подрезанной бородкой, который, покинув другую группу людей, присоединился к музыкантам.

Тари вновь заиграла уже знакомый по первому исполнению мотив. Эйла была счастлива, что ей разрешили присутствовать на репетиции, она даже не мечтала, что будет вот так спокойно сидеть и наслаждаться этим удивительным концертом. Слушая певучий голос духовой дудочки – своеобразной флейты, сделанной из полой ножной кости журавля, – Эйла вдруг вспомнила внушающий суеверный страх протяжный голос Урсуса, Великого Пещерного Медведя, который слышала на Сходбище клана. «Только Мог-ур умел издавать такой звук. Этот секрет он передавал лишь посвященным, правда, Мог-ур тоже подносил что-то ко рту. Должно быть, у него был подобный инструмент», – подумала Эйла.

Однако самое большое впечатление произвел на нее танец Кули. Сначала Эйла заметила, что на руках у нее были такие же браслеты, как у женщины из племени сангайи, исполнявшей ритуальный танец. Каждый браслет состоял из пяти тонких пластин, вырезанных из бивня мамонта, ширина которых была около полудюйма; пластины имели ромбовидную форму, и на них был выгравирован узор, напоминавший звезду с расходящимися из центра лучами. Когда все пять пластин соединялись вместе, то очертания браслета приобретали излюбленную зигзагообразную форму. Соединительная нить была пропущена через просверленные в пластинах маленькие отверстия, и в итоге танец сопровождался перестуком костяных браслетов.

Кули танцевала, стоя в основном на одном месте, иногда она медленно изгибалась, принимая самые невероятные позы, а иногда исполняла какие-то акробатические фигуры, отчего браслеты на ее руках громко бренчали. Эта сильная и гибкая женщина двигалась настолько плавно и грациозно, что казалось, будто любой сможет с легкостью выполнить такие движения, однако Эйла знала, что ей самой не под силу подобная акробатика. Совершенно очарованная этим представлением, она вдруг обнаружила, что издает какие-то восхищенные восклицания, подобные одобрительным комментариям, которыми мамутои обычно сопровождали любое красивое зрелище.

– Как вам удалось достичь такого мастерства? Это просто потрясающе! Все в целом. И музыка, и движения, и браслеты. Я никогда не видела более замечательного зрелища, – сказала Эйла.

Благодарные улыбки окружающих показали, что ее восхищение порадовало артистов.

Диги почувствовала, что время напряженной работы миновало, поскольку музыканты были вполне довольны последней репетицией. Сейчас можно было наконец отдохнуть и удовлетворить любопытство, поговорив с этой таинственной женщиной, которая появилась неизвестно откуда и стала членом племени мамутои. Пошевелив угли костра, в него подбросили дрова и кухонные камни, а в глубокую деревянную чашу налили воду для чая.

– Наверняка, Эйла, тебе доводилось слышать нечто подобное, – сказала Кули.

– Нет, никогда, – возразила Эйла.

– А помнишь, как мы играли на барабанах твою музыку? – сказала Диги.

– О, разве это музыка? Я лишь показала простые ритмы клана.

– Ритмы клана? – удивилась Тари. – А что собой представляют эти ритмы?

– Я выросла среди людей клана, – начала объяснять Эйла.

– По-моему, их простота обманчива, – прервала ее Диги, – на самом деле они пробуждают очень сильные чувства.

– А вы не можете показать их нам? – спросил молодой мужчина, игравший на черепном барабане.

– Как ты считаешь, Эйла, сможем? – Диги взглянула на Эйлу и добавила, обращаясь к остальным собеседникам: – Мы играли их всего пару раз.

– Наверное, сможем, – сказала Эйла.

– Отлично, – подхватила Диги. – Только нам надо придумать, как добиться приглушенного боя, звуки должны быть не звонкими, а глухими, напоминающими тяжелые удары по плотно утрамбованной земле. Было бы неплохо, если бы Эйла села за твой барабан, Марут.

– Мне кажется, вы можете обернуть этот молоточек куском кожи, тогда звук будет приглушенным, – сказала Тари, предлагая им сыграть на инструменте из бедренной кости.

Музыканты были заинтригованы. Всегда интересно узнать нечто новое, а именно это им и было обещано. Опустившись на циновку, Диги встала на колени перед инструментом Тари, а Эйла села, скрестив ноги, рядом с барабаном и, прислушиваясь к звучанию инструмента, сделала несколько пробных ударов. Затем Диги пробежалась завернутым в кожу молоточком по бедренной кости, чтобы Эйла помогла ей определить, в каком