— Что это значит — «сделает частью себя»? — спросил Вячеслав, лежа на кухонном столе.

— Не знаю. О нём вообще мало что известно. В старых книгах нет ни одного изображения Собирателя. Никто не знает, как он выглядит, — Санька разложила все составляющие обряда на рабочем столе. Марина, напуганная тем, что здесь должно было произойти через несколько минут, не отводя глаз, внимательно следила за руками шигонской ведьмы.

— Тогда, может, его и вовсе нет? — не успокаивался Слава.

— Может, и нет, но учитывая то, что вы пытаетесь обмануть смерть, расплата неминуема.

— Я же не ради себя, — попытался он оправдаться.

— Ради нас, — вмешалась Марина.

— Какая разница — из каких побуждений? Болезнь должна привести вас к могиле. А вы, чтобы этого не произошло, отказываетесь от своего лица. После обряда вы станете заботой Собирателя, — она обратилась к Марине: — Запоминайте. Плавите одну свечу. Добавляете три столовых ложки отвара из трав: щирицы — символ бессмертия, иссопа — символ очищения и смирения, и болиголова — олицетворение смерти и обмана. Тщательно размешиваете, подносите массу к губам, шепчете: «Спрячь. Отведи». Дальше — лепите лицо… Тут уж все зависит от вашей фантазии: каким хотите мужа видеть, таким и лепите. Здесь, пожалуй, позавидуют многие жены, охочие до разнообразия — каждый раз новый мужик! — в голос расхохоталась Санька. А её короткие тонкие пальцы проворно вылепливали новое лицо для Вячеслава. — Главное — не тянуть, — давала советы ведьма, — воск живо застывает, поэтому лепите быстро и без брака, иначе придется все переделывать, а я уже сказала, что как только лицо начнет таять — времени в обрез. И еще! Маски должны быть разные, если Собиратель уже нашел Вячеслава с этим лицом, то новое точно такое же — не поможет, оно растает сразу, как только уложите на череп. И не пытайтесь делать заготовки. Была у меня тут одна, наделала масок впрок, а когда у ребенка потекло лицо, одеть не смогла. Ладно, хоть успела быстро вылепить новую, правда, жутко уродливую, но зато сына спасла. Силы, которые вы призываете в момент лепки и смены лица, нельзя законсервировать: они действуют только здесь и сейчас. Поэтому, как только все потекло, сразу топите свечу, варите отвар, лепите маску. Быстро очищайте от остатков старого и прикладывайте новое.

Пока Санька объясняла и рассказывала, под ее руками уже сформировалось мужское лицо, самое обычное — без особой красоты и без явного уродства.

— А когда вылепите, внутрь положите листы и тонко нарезанные корни мандрагоры, но кладите их точно так же, как пролегают по анатомии лицевые мышцы. Растение должно быть вымочено в крови животного, неважно какого — хоть свиньи, хоть барашка, хоть коровы. Вот мандрагору можно заготовить впрок. Пусть пропитывается, пока время не придет.

— Зачем трава? — спросила Марина.

— Она заменит мышцы. Я ведь не только кожу срежу, — объяснила Санька, укладывая последние кровавые кусочки растения внутрь маски. — Ну вот, все готово! Можно приступать, — ведьма бережно уложила на поднос восковое лицо, ритуальный кинжал, вату, свечу, спички и мисочку с черной жидкостью.

Марина засеменила следом за хозяйкой дома к столу. Приведя сюда мужа, она не рассчитывала на такие трудности, и легкие сомнения стали подтачивать ее непоколебимое желание во чтобы то ни стало сохранить жизнь любимому. Санька напоила Вячеслава темной водой, занесла над ним кинжал и в последний раз спросила:

— Вы действительно этого хотите?

Марина чуть заколебалась, но ответила:

— Да, — теперь ею руководило банальное любопытство, которое изгнало все сомнения, ей не терпелось посмотреть, что будет дальше и чем все закончится. До последнего она не верила, что ведьма сделает то, что обещала.

Тело Вячеслава окаменело с головы до ног, он не мог пошевелиться, не мог кричать, не мог мычать, только перепуганные бегающие зрачки выдавали в нем признаки жизни.

— Не переживайте. В следующий раз, когда будете менять маску, вообще ничего не почувствуете. Без живой плоти нет страданий, — Санька вонзила кончик кинжала выше левого виска и плавным движением повела его вдоль контура лица, оставляя тонкую линию, которая мгновенно взрывалась красными каплями, перерастающими в струйки.

Боль от порезов Вячеслав, конечно, знал, как любой человек, проживший достаточное количество лет. Но то, что он почувствовал с проникновением холодного острого металла под кожу, совершенно не походило ни на что из познанного им. «Наверно так себя чувствовали раненые на войне, когда им без наркоза ампутировали руки и ноги», — пронеслась мысль в разрывающемся от боли мозгу.

Вячеслав не знал, что калеки войны и вполовину не ощутили тех страданий, что выпали ему. Его боль выходила за рамки биологии и физики: вместе с кожаной оболочкой с него сдирали нечто эфемерное и неуловимое, в чем выражается индивидуальность и уникальность каждого человека.

Слезы затапливали глаза, соленые капли переливались через края и в последний раз текли по несовершенной, но родной коже. Голубые радужки с черными точками по центру метались, словно охваченные огнем, пытаясь сбить пламя боли. Вячеслав надеялся, что страдания не будут долгими, но свежевание только начиналось.

Холодный металл, направляемый рукою шигонской ведьмы, прошел по краю лба, опустился за правым ухом, дальше до нижней челюсти, вдоль подбородка и снова вверх за ухом к левому виску. Кровь заливала волосы и шею, под голову натекла густая алая лужа, но характерного запаха не было — его перебивали ароматы трав и воска. Санька одной рукой поддела край кожи на лбу и потянула вверх, а другой рукой — срезала кинжалом мышцы, очищая череп от красного мяса.

Марина смотрела и удивлялась сама себе: ее не тошнило, она не чувствовала ни ужаса, ни отвращения, к которым готовилась, когда услышала, что ей предстоит увидеть. У нее лишь возникло желание провести ритуал самой. Она будто нашла в глубоких беспросветных ущельях собственного Я, настоящую себя, закованную в цепи, освободила ее и явила миру новую Марину: кровожадную, одержимую, неустрашимую.

Ампутированное лицо с ярко-красной мякотью Санька небрежно швырнула на поднос, как вонючую ветошь, отслужившую долгий век на кухне. Кожа, вымазанная в крови, причмокнув, плюхнулась, сморщившись в уродливую физиономию.

Звук — мерзостней, чем скрежет ногтей по стеклу, чем пенопластовый скрип — заполнил пространство вокруг стола. Шершавое кхр-кхр-кхр рождалось под кинжалом ведьмы, когда она скоблила им череп Вячеслава, отчищая кость от остатков плоти.

Покончив с чисткой, Санька взяла маску, наполненную листьями и корнями мандрагоры, и аккуратно уложила на белую кость, из глазниц которой торчали два бликующих шара с истерично дергающимися голубыми кругляшами. Ведьма расправила новое лицо на черепе Вячеслава и соединила края настоящей