знакомство! – шёпотом воскликнул Марк Александрович, попутчики подняли стаканы, звякнули ложки, и, отпив по глотку, они принялись неторопливо размешивать осевший на дне сахар.

Юрий посмотрел в тёмное стекло, представил себе лицо минуту назад ушедшей проводницы, и снова, как уже не раз бывало с ним, она показалась ему знакомой.

Он смотрел на плывущие у горизонта огни и думал о том, что зря всё так остро воспринимает в жизни, прямо как маленький ребёнок, что синусоида его настроения и душевного состояния слишком разбросана по вертикали и мельчит по частоте. Ну да мало ли что бывает, нельзя же заниматься бесконечным самокопанием и всё анализировать. Это постепенно может стать навязчивой идеей, а потом закончится шизофренией. Лицо сероглазой проводницы снова посмотрело на него из окна, да так реально, что он даже повернулся и взглянул на дверь.

– Людям свойственно расстраиваться и переживать по пустякам. Хотя, очень важно, что именно мы имеем в виду? – как бы читая его мысли, прервал нависшую тишину профессор, до этого искоса, и не очень откровенно, наблюдавший за своим собеседником

– Причин расстраиваться в нашей жизни хоть отбавляй, Марк Александрович! Только успевай поворачиваться, – угрюмо покачал головой Апранин.

– А я берусь доказать вам, Юрий, что все человеческие переживания настолько банальны и запрограммированы, что вообще не имеют смысла, даже самые, казалось бы, аргументированные! – разгоняя похоронную атмосферу оживился собеседник.

– Как же не переживать, если жизнь у человека одна и не всё получается так, как хочется, – бесстрастно продолжал отпевать профессорский оптимизм Апранин.

– Хорошо, Юра, я могу вас так называть? – вежливо осведомился ночной гость, и, увидев, что тот кивнул чугунной головой, зажмурившись от боли, он улыбнулся и продолжил. – Так вот, когда вы ходили в детский сад и имели какие-то свои детские проблемы, казавшиеся для вас тогда неразрешимыми, или даже полной катастрофой, скажите мне, как вы на них посмотрите через 5 – 10 лет, уже учась в школе? А?

Юрий измученно посмотрел на собеседника, не зная, что сказать.

– Именно! – продолжал тот, поднимая градус разговора, – Они вам покажутся невинной игрой, потому что истинный смысл вашего посещения детского сада был совершенно другим и известен был только вашим родителям, определившим вас туда. Вам же он станет понятен только тогда, когда вы подрастёте и сумеете, дистанцировавшись от детсадовского возраста, взглянуть на себя, маленького и капризного, со стороны. И далее в жизни происходит то же самое, – Скляров удовлетворённо откинулся назад.

– Да, конечно, истинный смысл детского сада был в том, что бы развязать руки родителям и дать им возможность спокойно работать и кормить семью, в том числе и меня, – прозаично подтвердил Апранин банальную мысль, пытаясь понять воодушевление собеседника, и к чему это было сказано.

– Совершенно верно! – продолжал возбуждённо шептать профессор. – Далее, когда вы становитесь взрослым и самостоятельным, теперь уже ваши школьные экзамены, за которые вы так переживали, покажутся вам милым воспоминанием в своей наивности. А ваша первая школьная любовь, за которую вы переживали еще больше, считая, что если не увидите ее сегодня, то жизнь ваша немедленно закончится!? Она явится вам через годы такой небесной чистотой, с которой в вашей оставшейся жизни сравнить уже будет нечего, и ваш мужской цинизм отметит это, в глубине сознания, как время упущенных возможностей, забывая о том, что иначе-то и быть не могло в том возрасте. И так все дальше и дальше!

– Что ж, и тут вы правы, мы все умны «задним числом»! Как там говорят: если бы молодость знала, и если бы старость могла, или ещё лучше, знал бы прикуп, жил бы в Сочи…, – произнёс Юрий избитые изречения прыгающим голосом, держась за голову и отхлёбывая горячий чай, но ночной собеседник, никак не отреагировав на них, продолжал.

– Вскоре все камни будут разбросаны, наступит время их собирать, и вот тут я хочу вас утешить: энергия молодости превращается в мудрость зрелости. Я не говорю о старости, поскольку человек доживает до нее, в основном, по двум причинам: либо никак не соберет то, что разбросал (ну, дурак, не может сделать выводы из того, что совершил), либо мудрость его так значительна, что он необходим для прозрения своих соплеменников, что бывает, кстати, гораздо реже. Но есть еще один вариант, когда старик не в силах примириться со своим возрастом, он не устал, не хватило событий, поэтому так, как он живет, так он жить не хочет, а помереть не может. Тупик: его жизнь не растрачена, собирать ему нечего, помирать не с чем, а вернуться в юность невозможно.

Нагрузка на мозговые извилины Апранина была хоть и не велика, но так не своевременна, что он хотел уже было оборвать разговор. Однако горячий чай потихоньку ослаблял железный обруч на голове и, увидев добродушное лицо профессора, он решил пока не делать этого и посмотреть куда тот клонит и что будет дальше, тем более что сон окончательно улетучился.

– Что же? Вы призываете молодость, – изобразив активность в разговоре, отвечал он, пытаясь вникнуть в не совсем понятную тему, – жить одним днём, всё на свете пробовать, ничего не боясь, экспериментировать, глупить и лезть к чёрту на рога?

– Позвольте, Юрий, ответить вам вопросом на вопрос, хотя это несколько и неучтиво: а когда же ещё, если не в молодости, извините, лезть к чёрту на рога, как вы очень точно выразились? Когда с теплого горшка будет проблематично встать или когда спина не гнётся и песок сыплется из известного места? – профессор, сменив позу, покачался из стороны в сторону.

– Но посмотрите вокруг, – не унимался Апранин, подхватывая разговор, – все пекутся о здоровье, берегут его, хотят пожить подольше и максимально сохранить молодость.

Это называется проще – законсервировать жизнь, а ведь она всё равно кончится, вот в чём штука! – и Скляров, саркастически усмехнувшись, кивнул на верхнюю полку над собой. – Человек спит, а жизнь проходит.

– Таким образом, получается, что вообще ничего не имеет смысла, так как всё конечно? – Юрий, наконец нащупав нить беседы, задавал этот провокационный вопрос, на который никогда в своих поисках и рассуждениях не находил ответа.

– Во-первых, резоннее жизнь не растягивать всеми силами во времени, а наполнять её событиями и делами, так сказать увеличивать удельный вес, – неторопливо продолжал Марк Александрович. – Согласитесь, что так и интереснее и приятнее. Это в любом случае лучше, чем сидеть сложа руки и трястись за каждый день. Жизнь человека, ведь она, так же как и учеба в школе, состоит из двух этапов: собственно учебы и сдачи экзаменов. Судьбой люди называют доставшийся на экзамене билет,