Когда он снова пришел в себя, запах никуда не делся, и, даже, кажется, стал сильнее. К нему добавилось неприятное ощущение «слепых пятен» на красной тьме под закрытыми веками.

Не открывая глаз, он осторожно ощупал поверхность, на которой лежал. Рука ткнулась во что-то мягкое, неприятное, и он поспешно ее отдернул, рефлекторно открыв глаза.

Первое, что он увидел, был труп.

Как ни странно, вид трупа его не напугал, даже возбудил какой-то интерес.

«Три-четыре дня, – подумал он. – Она умерла четыре дня назад, может, только три».

Труп принадлежал женщине в белом больничном комбинезоне. Лицо распухло, у рта натекла лужица зеленоватой слизи.

«Четыре, пожалуй», – подумал он, и, осторожно оттолкнувшись рукой от пола, сел. Теперь он понял, откуда взялись слепые пятна: люминесцентные лампы, освещавшие место, где он находился, немилосердно мигали с разной интенсивностью – одна чаще, другая – реже.

Он огляделся. Судя по всему, лежал он в больничном коридоре. Ненормально было то, что коридор был заполнен трупами. Не завален, трупы просто лежали тут и там, одни на каталках вроде той, на которую он сейчас опирался спиной, другие – на матрасах, уложенных на пол, третьи – в дверях палат, четвертые – просто посреди коридора.

Апокалиптическая картина.

Он понял, что улыбается, но не понял, почему, и не стал это выяснять. Вместо этого он встал, опираясь на каталку – судя по всему, именно с нее он до этого и свалился. Он…

А кто он? Ответа не было, голова была пуста, как выводы Следственной комиссии Конгресса по делу о Рашагейте.

В конце концов, не важно. Он стоит в коридоре среди трупов и…

…и это еще не самое худшее. Случайно он наткнулся взглядом на свои руки, обнаженные до локтя… даже странно, что он не почувствовал при этом ни малейшей тошноты – его плоть была покрыта автолитическими пятнами, некоторые из которых подернулись сухой гнилью.

Он поднял руки к лицу, потом осторожно нажал на одно из пятен, но боли не почувствовал. Он осторожно спустился к запястью, и попытался нащупать пульс. Это ему удалось. Часов у него не было, но примерно он определил, что пульс стал очень редким – не больше пятнадцати ударов в минуту.

Неудивительно, что он гниет! С другой стороны – при таком пульсе мозг должен был давно загнуться от асфиксии… что за чертовщина…

Он почувствовал усталость, и оперся о каталку. Чертовщина? А вообще, вокруг есть хоть что-то нормальное? Коридор больницы, заполненный мертвецами, которых никто даже не думает убирать. Это что такое? Война, революция, конец света?

И кто он, черт возьми, такой?

Оглянувшись, он обнаружил на каталке бейджик, видимо, закрепленный раньше на его теле… на трупе? Такие бейджики вешают на трупы…

Он поднял кусок ламинированной бумаги и прочитал то, что на нем было написано. Увы, это ничего ему не дало.

«Неизвестный. Возраст – примерно тридцать лет. Время смерти – 00:11 2026-06-06. Причина смерти – обширное внутреннее посттравматическое кровоизлияние неустановленной локализации».

Хм… Если это его бейджик, значит, умер он от того, что попал в аварию, а бездельники – врачи из муниципальной больницы не успели обнаружить место разрыва артерии у него внутри. Так?

Да что за хрень! Как это – он умер, а пульс? А то, что он двигается, думает? Мистика, вуду: «мертвец идет», «мертвец говорит» …

Кстати… он попытался крикнуть, но из горла вырвался странный полухрип-полувсхлип.

– Надо найти зеркало, – сказал он сам себе, и понял, что голос к нему вернулся. Голос был грубым и хриплым. Он не узнавал этот голос.

– Эй, есть кто живой?

– Ой, ой, ой, – отозвалось эхо.

Других ответов не было.

Кое-как оторвавшись от каталки, он сделал шаг. Потом еще один… пересек коридор и привалился к стенке. Пошел дальше, опираясь на стену, едва не споткнулся о раздутый труп чернокожего в полицейской форме – на теле мужчины были странные наросты, которые не вызывали у него никаких ассоциаций, хотя должны были.

– Я, наверное, что-то понимаю в медицине, – сказал он сам себе. – Может, я врач? Ну да, я врач, это больница, а вокруг мои пациенты валяются. Хреновый я доктор!

– Доктор! – он сперва подумал, что это эхо, но зов повторился: – Доктор, помоги…те! По… моги…

Голос доносился из дверей одной из палат. Дверь была перегорожена грудой плоти – мертвец, закупоривший вход, при жизни весил не менее фунтов триста, а немилосердная смерть еще и надула его, как шарик… много плоти, много сероводорода, истлевшим Цезарем от стужи закупорили дверь снаружи…

Он кое-как перебрался через груду гниющей плоти… палата была четырехместной, но вместо коек почему-то поставили двухъярусные нары, их было восемь, и на них были трупы. А другие трупы лежали в проходах, словно свалившись с кроватей и не сумев подняться. С подоконника свешивались чьи-то ноги – пижамные брючины задрались и лопнули по швам, обнажая распухшие, должно быть, еще при жизни икры, покрытые сеткой нагноенных язв. Рожистое воспаление, перешедшее в заражение крови, а может, и что похуже…

Груда тряпья на одних нарах едва заметно пошевелилась, из-под нее раздался не то хрип, не то кашель.

Он поспешил туда. Стоило ему обратить внимание на это движение, как он почувствовал странный запах, перебивавший стоявшую в палате вонь гниения.

Запах манил, он будил странные воспоминания. Перед его внутренним взором появился образ плоти, пронзенной метастазами рака – где и когда он мог это видеть? В этом образе была какая-то манящая, неправильная красота…

Перед ним, на грязной койке, лежал чуть живой человек, больше похожий на скелет или мумию: желтушная кожа туго обтягивала кости, на которых, кажется, почти не осталось плоти. Тяжелые веки слиплись, волосы сбились в жуткий колтун, на спекшихся и потрескавшихся губах – засохшая пена…

Слова возникли сами собой. Рак общей этиологии, четвертая стадия. Метастазы добрались до мозга, наступила ремиссия: боли больше нет, как и надежды на исцеление. На этой стадии бесполезна любая химия – убив рак, мы убиваем и сам организм.

– Кто… здесь? – едва слышно прошептал мужчина – полутруп. – Пить… дайте пить…

Он оглянулся, и увидел на тумбочке почти пустую бутылку минералки. Быстро сорвал крышку с сосцом и приложил горлышко к пересохшим губам мужчины.

Запах стал сильнее, он почти сводил с ума.

– Что здесь случилось? – спросил он.

– Я не знаю, – ответил мужчина. – Я… почувствовал себя плохо. Пока приехала «Скорая», я почти сознание потерял. Не помню, как здесь… оказался… было… очень больно. А накануне все прошло…

– Не прошло, – сказал он. – Ты умираешь.

– Но ведь… – сказал мужчина. – Но… мне же не больно! Правда… дышать трудно, и… сил нет. Мне лучше…