Едва касаясь губами нежной кожи, Панов поцеловал ее плечо, откинул одеяло и стал выбираться из кровати. Курить хотелось так, что под ложечкой сосало. Надо выйти на лоджию и подымить всласть. Одной сигаретой вряд ли обойдется. Во-первых, изголодался, а во-вторых, то, что в голове творилось, тремя затяжками не успокоить.

Влип он? Задавал он себе вопрос вторую неделю. И отвечал с уверенностью – еще как влип! Влип, как никто другой, хотя он ничего страшного и не совершал. Ни страшного, ни преступного он не совершал, если, конечно, секс с замужней женщиной не считать преступлением. Но за это в тюрьму не сажают, так ведь? За это можно в зубы получить, но в тюрьму не посадят точно.

В зубы он ни разу от Лехи Хаустова так и не получил, хотя тот догадывался о проделках своей дражайшей половины. И даже об их романе с Пановым, кажется, знал. Во всяком случае, как-то на рыбалке, когда женщины кудахтали над корзинками с провизией, а Панов засмотрелся на аккуратную попку Зои, которую та подняла к небу, Алексей незаметно подкрался к нему сзади и шепнул на ухо:

– Потерпи, Антоша, потерпи. Не здесь же, не прилюдно, не при муже живом…

Панову будто кто льда в тот момент за воротник насыпал, так по позвоночнику шарахнуло. И струсил он ведь тогда, да! И так струсил, что в глаза Лешке смотреть боялся и заискивал потом все два дня, что они за городом отдыхали. Все чего-то ждал с его стороны: вопросов там каких-нибудь, или мордобоя.

Да, он в самом деле думал, что Хаустов-младший станет с ним разборки чинить прямо на берегу озера. Даже представлял себе все очень живенько, как они станут с Лешкой бить друг другу морды, ругаться, рычать… Бабы будут носиться и взвизгивать…

Нет, Зойка точно не стала бы визжать. Она встала бы в излюбленной своей позе: одна нога чуть отставлена, правая рука обнимает талию, а левая грациозно удерживает сигарету. Стала бы курить, смотреть на них с прищуром, как хищница…

А почему, собственно, «как»? Она и была хищницей. Рысью, самкой леопарда, львицей. Она была большой, грациозной, похотливой кошкой. Да, еще забыл добавить – красивой кошкой.

Да, Зойка была именно такой. Она занимала мысли всех мужиков, с которыми обмолвилась хоть парой слов. То ли в голосе ее звучало что-то, то ли на самом дне глаз таилось нечто неведомое и губило наповал, стоило заглянуть в них по неосторожности. Эта женщина завораживала сразу и навсегда.

Страсть в ней разжигать было не нужно, Зойка ею просто жила. Страсть источал каждый ее пальчик, каждая клетка ее красивого гибкого тела.

Одно время Панов сходил по ней с ума. Дико ревновал, даже пытался отбить ее у Алексея, предлагал жениться и все такое. На что Зойка со смехом отвечала:

– Ты никогда не сможешь меня приручить, Панов. Никогда! Я ведь и тебе стану изменять.

Был ли у нее кто-то еще? Кто-то, кроме него и Алексея?

Панов часто задавался этим вопросом, задыхался от гадких подозрений, и тут же клялся себе, что не будет так гадко про нее думать. Зоя, она не такая, она хорошая, просто Алексею чего-то не хватает, чтобы обуздать ее страстный норов, и все.

Потом Зоя пропала, исчезла, растворилась. И болтали о ней всякое. Он и верил и не верил поначалу. Затем, когда страсти понемногу улеглись, не хотел думать ни так, ни по-другому. Он вообще перестал о ней думать. Запретил себе, и все. Странно, но у него получилось задавить в себе болезненное чувство влюбленности к этой необузданной женщине. Не сразу, но получилось. А когда встретил Полину, то и вовсе о Зое не вспоминал. Никогда не вспоминал! Честное слово!!

А теперь вон как все вышло. Зойка, оказывается, никуда не сбегала. Она все это время была мертва. И возможно, Алексея она не убивала. Тогда кто его убил? Кому он помешал? Брату Сереге?

Уф-фф, ничего себе додумался! Нет, это вряд ли. Серега ради денег убивать не станет. Он лучше пахать с удвоенной энергией примется, чем на такое страшное дело пойдет.

Тогда кто убил этих двоих: сначала мужа, а потом жену? Зойка-то вряд ли смогла бы убить. Это тогда – три года назад – у Панова в голове все перепуталось от потрясения, и он наперегонки со всеми бросился ее подозревать во всех смертных грехах. Потом все выбросил из головы, запутавшись.

Теперь, когда труп Зои найден, видится все иначе.

Лешку нашел мертвым его водила, так? Так. Нашел за полтора часа до вылета супружеской пары на отдых. Рейс был в двадцать тридцать. Значит, обнаружен труп был в девятнадцать ноль-ноль. Стало быть, убит Лешка был в промежутке между семнадцатью и девятнадцатью часами. Откуда такая уверенность у Панова? Да все оттуда же! В семнадцать ноль-ноль Лешка звонил ему на мобильный. Просто так звонил, смеялся и нес какую-то ерунду, вроде радовался предстоящему отдыху. Панов, помнится, смеялся в ответ, но зубы у него поскрипывали.

Расставание со страстной подругой явилось для Панова серьезным испытанием. Он ей, помнится, даже истерику закатил по поводу этого неожиданного отдыха. А тут еще муженек ее звонит! Попробовал бы кто остаться безучастным. Вот тогда-то…

Вот тогда-то после звонка Алексея и ширнула Панова безумная идея: встретиться с Зойкой перед отлетом.

– Я так долго не увижу тебя, Зая! Ну, давай, малыш, решайся.

– Что я Леше скажу? Куда я подалась перед самым вылетом? Ты что, Панов, очумел? – вяло сопротивлялась она с характерным податливым смешком. – Тут причина должна быть объективной.

– Кейс, Зойка! Я забыл у вас свой кейс! – заорал он, вылепив причину. – Скажи, что я требую его. И ты должна привезти его в фирму, перед тем как улетишь.

– Что туда приезжать? – Вопрос больше не обсуждался, она согласилась: – Ладно, Панов, уговорил. Только если тебя там не окажется, опоздаешь или что-то еще, пеняй на себя. У меня ровно десять минут на тебя, и ни секундой больше!..

Он и сорвался от Тереховых, и мчался через весь город, как сумасшедший, едва водительского удостоверения не лишился, и любил ее потом на своем столе в рабочем кабинете до одури. Поэтому и переодеваться после пришлось: на брюки посадил два пятна, рубашка запачканной оказалось Зойкиной помадой. Как вернешься на гулянье в таком виде? Переоделся прямо там же, на работе. Костюм у него всегда запасной имелся в шкафу. Грязные вещи оставил там же, и кейс…

Этот злополучный кожаный кейс, из-за которого менты такой сыр-бор развели, все время расследования так и пролежал в его кабинете. Правда, Панов его потом из шкафа в сейф перепрятал.

А денег никаких там не было, и быть не могло. Те деньги, что снял Леша со счета, ушли за карточный долг. Младший Хаустов любил пошалить за карточным столом, только мало кто знал об этом.

Панов вот знал, ему Зойка рассказала прямо там, на столе. Только он не мог никому об этом сказать, потому что так получалось, что он последним видел ее в живых. Нет, не он. Убийца видел ее последним…

Кто же мог убить ее? Кто мог так ее ненавидеть, чтобы желать ей смерти?