— Я сам выйду к народу, — поговорив с Иоанном, заявил Юстиниан. Феодора удивилась — это решение действовать самостоятельно казалось неожиданным. Но Юстиниан сказал, что предпримет последнюю попытку и возьмёт с собой Священное Писание. Феодора не верила, что это принесёт какую-то пользу после их поражения.

В сопровождении священников и стражи император прошёл по коридору, соединяющему дворец Дафны с часовней, прямиком в свою ложу. Стражники, с любопытством поглядывая на императора, торжественно приветствовали его. Когда в ложе раздвинули занавес, на полупустую арену хлынули толпы народа. Они терпеливо ожидали внизу, пока Юстиниан не заговорит, и тот начал свою поспешную, сбивчивую речь. Его хриплый голос не мог заглушить криков толпы. Вперёд с бесстрастным видом выступил глашатай, пройдя мимо стражников в посеребрённых латах со знамёнами с изображением римских орлов и креста Константина. Хорошо поставленный голос глашатая, чётко выговаривающий каждое слово, успокоил народ.

— Я, цезарь, ваш император, прошу у всех прощения. Я признаю всё, что было сделано...

В напряжённом ожидании народ удовлетворённо слушал. На ярусы стекались юнцы и стражники, чтобы узреть побеждённого императора. Юстиниан заявил о смещении всех неугодных министров, и теперь префектом города будет Пробий, честный человек. Ни один житель не подвергнется аресту. Те, кого хотели повесить, окажутся в безопасности. Юстиниан дал в подтверждение тому слово императора и христианина.

Многим выступление Юстиниана пришлось по душе. Если бы он обратился к ним с этой речью во вторник, удалось бы избежать столкновений. Однако лидеры восставших, настроенные скептически, уже приняли решение низвергнуть правителя, устранить его последователей и возвести на трон одного из племянников Анастасия. Они зашли уже слишком далеко, чтобы отступить.

Раздался голос, заглушивший монотонную речь глашатая:

- Осел! Всё это ложь! Когда тысячи людей находятся в нерешительности, раздираемые внутренними противоречиями, такой возглас способен вдохновить их на какое-то решение. Раздался смех. Юстиниан проиграл. Он совершил ещё большую глупость, подняв тяжёлое, украшенное цветными рисунками Евангелие. Руки императора дрожали. Он почти кричал:

— Пусть воцарится мир! Клянусь этой святой книгой! Мои грехи способствовали пожарам и убийствам. Я один виноват. Клянусь! Никто из вас не виновен. Я виновен! Клянусь...

— Ты так же клялся охранять Виталиана. Где он теперь, после того как ты разделил с ним хлеб и вино Святого причастия?

Толпа одобрительно загудела, подстрекаемая своими вождями. Вид императора, над которым насмехались на его же ипподроме, вызвал взрыв смеха и монотонные крики:

— Кто убил Виталиана? Сын Саббатия, кто убил Виталиана? Клятвоотступник, кто убил Виталиана?

Юстиниан не ответил и поспешно покинул императорскую ложу. Народ, опираясь на данные ему демократические права, вынес императору приговор. Тут же сенаторы и чиновники, выпущенные из дворца, узнали о последнем воззвании правителя и, поскольку сенат сгорел, а его руины были захвачены готскими солдатами, собрались в ближайшем форуме для обсуждения плана дальнейших действий, коронации нового императора и осады дворца Юстиниана. Это был план лидеров восставших, и сенаторам не оставалось ничего другого, как согласиться. Только один человек проголосовал против, так как думал, что Юстиниан сам покинет дворец.

Измождённый император оглядел оставшихся солдат и последователей в золотом дельфийском зале, где его ожидала Феодора. Эти люди остались во дворце, потому что в случае падения Юстиниана все они, за исключением Белизария и Мундуса, поплатились бы жизнью. Иоанн из Каппадокии советовал бежать. Нельзя терять ни минуты: во дворцовой гавани уже ждала галера, нагруженная слитками и драгоценностями из сокровищниц.

Юстиниан согласился, что они должны бежать и укрыться на его родном македонском побережье. Начались споры — кого и что взять с собой? Солдаты прикроют его бегство.

Собравшись у сверкающих стен, слуги в длинных одеяниях жадно прислушивались к спорам вельмож, превратившихся в изгнанников. Рабы незаметно выскользнули из дворца, чтобы сообщить восставшим весть о готовящемся побеге.

Раздался женский голос. Это говорила поднявшаяся с трона Феодора:

— Цезарь, ты можешь бежать. Рядом море, корабль готов, и у тебя есть достаточно денег. Я остаюсь и верю, что те, кто надел императорский пурпур, не должны с ним расставаться. Надеюсь, я не доживу до того дня, когда меня перестанут называть Августой!

Она легко повернулась к солдатам:

— Мне нравится старая поговорка о том, что лучший саван — императорский пурпур.

Воцарилось молчание. Все знали, что Феодора настроена решительно. Никто и не пытался переубедить её. Кровь прилила к лицу Юстиниана, и он так и остался стоять с открытым ртом. Ни один солдат не решался вновь заговорить о побеге. Вместо этого спросили, что ещё можно предпринять. Иоанн рухнул на стул и сделал такое движение, словно умывал руки.

Молчание нарушил крик на ипподроме: «Ника! Ника!»

Повинуясь какому-то внутреннему импульсу, военные командиры, Белизарий и кривоногий отвратительный Мундус, выбежали из зала и направились на крышу дворца посмотреть, что происходит снаружи. За ними по привычке последовали остальные солдаты.

Белизарий и Мундус похолодели, увидев происходящее на ипподроме.

Толпа избрала нового императора. Ночью лидеры восставших узнали, что оба племянника Анастасия покинули дворец и находятся в своих домах. Они тут же поспешили к одному из них, по имени Ипатий, почтенному немолодому уже ветерану войны с персами, любившему повозиться в своём саду. Когда они торжественно выводили его за ворота, им помешала жена Ипатия, Мария, которая вцепилась в него, плача и крича, что он обрекает себя на верную смерть. С трудом удалось избавиться от этой женщины.

Рано утром Ипатия подняли на щит в форуме Константина, ещё не охваченного огнём. Из-за отсутствия короны и патриарха, который бы возложил её, голову Ипатия украсили золотой цепью. После бегства Юстиниана из императорской ложи восставшие решили, что наступил подходящий момент, чтобы представить нового императора толпе, собравшейся на ипподроме, поэтому его поспешно повели в ложу, где всё ещё стояли бесстрастные стражники. Время и впрямь было выбрано подходящее. Толпа приветственно кричала, и именно эти крики услышали в дельфийском зале.

Ипатий был в ужасе. Взбудораженный плачем жены, он поймал императорского стражника Эфраима и передал ему весть для Юстиниана. Тот побежал по коридорам дворца, но натолкнулся на некоего Фому, дворцового лекаря, который как раз спешил в императорскую ложу, чтобы первым сообщить о бегстве Юстиниана на военном корабле. Услышав такую новость, Эфраим повернулся и направился в ложу вместе с Фомой. Когда толпа на ипподроме узнала, что Юстиниан бежал, начался новый взрыв ликования.

Именно это и увидели Белизарий с Мундусом с крыши дворца в самый разгар дня. Они долго стояли неподвижно, зачарованные зрелищем внизу. Для намётанного взгляда солдата это было примерно тридцать тысяч врагов в уличных сражениях, собравшихся теперь в стенах амфитеатра, выйти из которого можно только через узкие двери. Многие имели оружие, хотя и не очень хорошее. Лидеры восставших лишь подстрекали народ. У Белизария и Мундуса было чуть больше двух тысяч профессиональных солдат. Вместе они прикинули на глаз расстояние, время и свои шансы и решили предпринять мгновенную ошеломляющую атаку. В дельфийском зале Юстиниан дал согласие.