основную часть содержания всех вебсайтов и журналов, что все три ценности работают на редакцию и в этом нет ничего нового или необычного.

— Возможно, я оторван от реальной жизни, — возражает Джефф, — но это не журналистика.

— Прости?

— Это реклама, вне всякого сомнения.

— Вот как! — Анна возмущена. — То есть я не журналистка? — тон девушки ясно дает понять, что подобные слова могут нанести ей серьезное оскорбление, но Джефф и ухом не ведет и не сомневается ни секунды.

— Я не говорил, что ты не журналистка. Я сказал: это не журналистика.

— Но я именно этим и занимаюсь.

— В таком случае… — он пожимает плечами и устремляет взгляд вперед, в перспективу набережной.

Анна изумляется: он так спокоен, будто ничего не произошло. Словно нарочно пытается разозлить ее и прекращает разговор. Она обижается, но решает не принимать это на свой счет. Ее новый знакомый совершенно очевидно относится к волевым мужчинам, которым и в голову не придет смягчить свое мнение, чтобы поберечь чувства собеседника, и чужие аргументы, пусть даже хорошо обоснованные, не заставят его усомниться в своих убеждениях. Иначе говоря, он заноза в заднице.

Не произнося ни слова, они минуют три фонарных столба с бронзовыми рыбами, и Анна, обнаружив, что Джефф не собирается загладить свою резкость и вернуть разговору непринужденность, рассуждает, что индекс 81 — всё же ошибка программы. Он надменный индюк не первой свежести, чей привлекательный внешний вид по природе связан с его вредной натурой, а быть может, является ее причиной. Возможно, Зара права: «Кисмет» знает об отношениях Анны с Питом и знакомит ее с такими же обманщиками. У этого парня наверняка имеются жена, дети и большой дом в каком-нибудь городишке в Суррее с жутким названием: Эшер или Эпсом и что там еще есть. Анне хочется немедленно заявить Джеффу, что у них ничего не выйдет, и просто уйти. Но они в Саут-Банке, и идти некуда — можно только развернуться и направиться обратно в Воксхолл, а ближайшая станция метро, «Вестминстер», почти в километре пути по набережной. С тем же успехом можно идти дальше и по дороге объясняться с новым знакомым.

— А ты, значит, журналист настоящий?

— Уже нет. Раньше был, до известной степени.

Анна спрашивает, как это понимать, и он отвечает, что работал репортером на Украине, в Чили и Уганде, а также диктором информационной программы в Аргентине, где представлял рубрику «Магия Британии». Неожиданно Джефф начинает говорить с таким сильным испанским акцентом, что создается впечатление, будто к ним присоединился кто-то третий.

— А в девяностые я писал для Evening Standard.

— А сейчас?

— Сейчас… — он замолкает, взвешивая ответ. — Сейчас я занимаюсь совершенно другим делом. Расследованием.

— Что расследуешь?

Он снова медлит; затем произносит:

— Об этом я, пожалуй, промолчу, — Джефф говорит так серьезно, что Анна громко смеется.

— Значит, это секрет?

Джефф не разубеждает ее и никак не реагирует, а продолжает смотреть вдаль с неподвижным, серьезным выражением лица.

— Так и не скажешь? Ни за что?

— Это дело деликатное, больше ничего не могу прояснить, — чуть ли не оправдывается он. — Ничего незаконного. Просто я не имею права распространяться об этом, — фраза звучит, как цитата из романа о шпионах времен холодной войны, и Анна снова смеется и обещает, что будет нема как могила.

И опять они идут молча, но ее гнев и раздражение рассеиваются; в словах Джеффа о секретной работе есть что-то мальчишеское и несуразное, из-за чего злиться на него трудно. Вестминстерский мост и здание парламента все еще маячат в туманной дали, как бумажные силуэты, и Анна решает воспользоваться последними оставшимися минутами.

— А я тоже когда-то хотела провести расследование, — говорит она. — Найти владельца потерянного чемодана, используя в качестве зацепок содержимое. Планировала выложить фотографии в «Твиттере».

— Так-так, — проявляет интерес Джефф.

Анна рассказывает, что каждый год на ленте выдачи багажа в Хитроу оставляют десятки чемоданов, и если за ними никто не приходит, их продают на аукционе. Несколько лет назад она купила один такой чемодан.

— Можешь ты это представить? Уехать из аэропорта без своего чемодана!

— Видимо, была веская причина.

— Я представляю человека, который ждет у багажной вертушки, — дает волю фантазии Анна, — и вдруг получает эсэмэс, разворачивается и со всех ног убегает.

— Полагаю, он узнал весьма плохие новости. Например, муж или жена попали в аварию.

— Или, наоборот, радостное известие. Допустим, у жены начались роды. В любом случае, в основе лежит какая-то история. Вот чем я хотела заняться.

Они останавливаются и опираются о каменную балюстраду у Вестминстерского моста. Оба некоторое время молчат и смотрят на здание парламента на противоположной стороне реки.

— Мне очень нравится этот замысел, — произносит наконец Джефф. — И что произошло?

— Ну, несколько лет назад моя жизнь изменилась. Кое-что случилось. И из-за этого я бросила многие начинания, — по тому, как она об этом говорит, понятно, что событие было значительным, и Анна предвкушает, что разговор вот-вот приобретет совсем иной характер, но ответ Джеффа чуткостью не отличается. Анна поражается, до какой степени он бестактен.

— И после ты не возвращалась к этой идее?

— Потом я нашла работу. И теперь у меня нет на это времени.

— Нет времени? Серьезно? Да быть такого не может! Чемодан все еще у тебя?

— Да, у меня. Но уже поздно. Прошло четыре года.

— Ерунда. Отсрочка только нагнетает интерес, доказывает способность Интернета преодолевать время и пространство, демонстрирует, что прошлое, сохраненное в цифровой форме, с нами, что это даже не прошлое. И это делает твою идею невероятно современной.

Он долго еще рассуждает в том же духе, с заносчивостью и пафосом, но Анну это не раздражает, ведь ее собеседник снова и снова повторяет, что сто лет не слышал о настолько превосходной идее. Она верит ему. Возможно, их