высокий индекс совместимости не такая уж ошибка. Вдруг Джефф меняет тему и заговаривает о системе больших данных и принадлежащем самым крупным компаниям и правительствам наиболее влиятельных стран суперкомпьютере, который пропускает через себя всю информацию Интернета в реальном времени как немыслимо огромный поток цифр и символов. Рассказывая, он жестикулирует правой рукой и кого-то напоминает Анне — то ли второстепенного артиста кино, то ли ученого, выступающего на конференции TED.[14]

— Это называют «трубой», — заявляет Джефф.

— Что называют «трубой»?

— Суперкомпьютер. Такое у него остроумное бытовое название. Еще не выяснили, как использовать данные, которые он продуцирует, — поток невероятно быстрый, сложный, миллиарды цифр в секунду. В настоящее время приходится нанимать математиков, чтобы они взглянули на него и подумали над тем, как начать структурировать или отсеивать информацию.

Анна стоит, положив ладони на прохладный, испещренный крапинами камень балюстрады, глядя на серо-коричневую воду реки, и представляет, как физические показатели ее нынешнего положения переводятся в цифровой формат — GPS определяет ее местонахождение, координаты человека, рядом с которым она стоит, и потом посылает от нее импульс; он присоединяется к данным о других людях, прогуливающихся по набережной, пока не вливается в поток чисел, образующих такую же мощную реку. Девушка размышляет об этом, пока Джефф не отходит от балюстрады, и тогда она следует за ним.

В молчании они петляют между туристами, собравшимися у Лондонского глаза;[15] на эспланаде публику развлекают циркачи на ходулях, жонглеры и джазовый оркестр. Джефф и Анна сняли пиджаки — он несет свой перекинутым через плечо, придерживая скрюченным пальцем в занятной старомодной манере. У башни «Оксо» они не сговариваясь подходят к ограде набережной и останавливаются. Анна глядит на плещущуюся внизу воду, солнечный свет искрится на гребнях волн и мгновенно исчезает. Десятки пронзительно кричащих чаек кружат в воздухе и ныряют к воде, а маленькие дети играют на узкой полоске песка, как на пляже. Это похоже на берег моря, и Анна даже ощущает запах морского отлива.

— Я чувствую запах соли. Но это же иллюзия, да?

— Вовсе нет. Вода здесь солоноватая.

— Серьезно?

Джефф объясняет: река связана с приливами и отливами до самого Туикенема, и солоноватый вкус — результат смешивания свежей и соленой воды; чем ближе к морю, тем выше концентрация соли. Он снова водит рукой, и вдруг, ощутив внутренний толчок, не доставляющий ни удовольствия, ни боли, Анна понимает, кого Джефф ей напоминает: покойного отца. Это открытие она воспринимает со странным равнодушием, без того бездонного, головокружительного чувства, которое обычно сопровождает упоминание о нем, — словно под ней открылся люк.

— Хотя не уверен, что я ощущаю этот запах, — говорит Джефф.

Джефф закрывает глаза и глубоко втягивает носом воздух, но его рот кривится, словно он унюхал что-то неприятное. Анна тоже дышит через нос и тоже чует этот запах, застоялый и густой, — и тут она хлопает себя руками по бедрам: это же ее подмышки! Девушка отодвигается от Джеффа на полшага и чувствует, что между ними повисает неловкое молчание. Но потом она рассуждает: если они и правда совпадают на 81 процент, то такое пустячное явление, как запах тела, не может встать у них на пути. А если программа просчиталась, то все это и вовсе неважно.

— Наверно, это пахнет от меня, — Анна берет двумя пальцами краешек рубашки и подносит его к носу, вдыхая резкий луковый запах. Она рассказывает, что у нее закончился дезодорант и как она потела во время беседы с Сахиной. Джефф впервые смотрит на спутницу с искренним сочувствием, на губах его играет легкая улыбка.

— Со мной такое часто случается, — успокаивает ее он. — Перед важными встречами, интервью. Как ни забавно, помогает общественный туалет. Всего лишь капля мыла и сушилка для рук. Очень действенно.

— Мне действительно нужно в туалет, — Анна поворачивает голову в сторону кафе на галерее башни «Оксо».

Она отдает Джеффу свой жакет, входит в здание и поднимается по лестнице. В туалете кафе проверяет телефон и видит, что на часах почти полпятого — она уже никуда не успевает. Возвращаться в Сохо смысла нет, но она не чувствует вины за то, что отдохнула пару часов, ведь ей явно предстоит работать над статьей все выходные. Анна отправляет сообщение Стюарту: иду домой писать расшифровку беседы — и отключает аппарат. Затем расстегивает рубашку и моет подмышки, брызгая воду из маленькой раковины, промакивает их бумагой, но, видно, недостаточно тщательно — когда она снова надевает зеленую рубашку, из-под рук расползаются два пятна, похожие на кляксы.

Выйдя на реку, Анна обнаруживает, что Джефф пропал, вероятно, воспользовался возможностью сделать ноги. Но нет, вот же он, в двадцати метрах, читает прикрепленную к перилам металлическую табличку, прижимая к боку ее свернутый жакет. С ее вещью в руках он выглядит как будто более знакомым, словно принадлежит и ей тоже.

— Удачно? — спрашивает Джефф, когда она приближается.

Девушка поднимает руку, и он смеется, увидев темные пятна. Затем он наклоняется к ней и оттопыривает двумя пальцами ткань рубашки. Анна не сопротивляется, а когда он нюхает рубашку, она чувствует в животе странное волнение.

— Вот видишь? — говорит Джефф, уже направляясь дальше. — Это всегда помогает.

Оба снова надевают пиджаки и тихо идут по туннелям под мостами Блэкфрайерс и Саутуорк. Солнце начинает склоняться к горизонту, и косые лучи играют и искрятся в стеклянных башнях Сити.

— Пообедаешь со мной? — предлагает Джефф, когда они приближаются к Лондонскому мосту.

Следует долгое молчание — Анна обдумывает ответ.

— Я не могу.

— Ты занята?

— Нет. Никаких планов у меня нет. Понимаешь…

— Понимаю, — прерывает ее Джефф и говорит, что у него вообще-то тоже есть дела.

Анна почти уверена, что ничего он не понимает и полагает, будто она просто осторожна и не хочет далеко заходить на первом свидании, но решает ничего не объяснять. Как бы там ни было, он не кажется расстроенным — может, не воспринимает «Кисмет» серьезно или просто сохраняет хладнокровие.

— На самом деле я иду домой, —