четыре, на которых будут и основные блюда, и закуски, и напитки, и сладости. Киоко решила ограничиться моти и салатом – она всегда выбирала одно-два блюда и не обращала внимания на остальные. Зачем есть всё, если можно взять самое вкусное?

Она посмотрела на императора – тот выбирал тофу из салата, аккуратно раздвигая зелень и овощи, словно поиск заветных кусочков – часть ритуала. Удивительно, что он ещё не распорядился прекратить подавать ему нелюбимую пищу. Видимо, чтобы не нарушать традиций и баланс блюд – своеобразных произведений искусства.

Киоко улыбнулась и принялась за еду, стараясь не думать о предстоящем разговоре с отцом.

Истина станет ложью

Пока Киоко – а вместе с ней и половина страны – праздновала свой день рождения, Норико, не желая сидеть запертой в комнате, гуляла по дворцу. Гости ее раздражали, и она старалась держаться повыше: на крышах, деревьях и оградах, потому что шумные, неуклюжие и совершенно не обращающие внимания на то, что творится у них под ногами, люди могли и пнуть, и наступить на лапу, и отдавить хвост. Ещё хуже было попасться на глаза любителю кошек – тогда её непременно пытались взять на руки, а этого не выдержала бы никакая гордость.

Когда начался пир и большая часть гостей вошла внутрь, Норико спрыгнула с крыши и принюхалась. В воздухе витало слишком много новых запахов, вычленить из них нужный было трудно, но рано или поздно должно было получиться.

Стараясь не попадаться никому на глаза, она прокралась в павильон. У входа громоздилась куча подарков и цветов, но среди них не было того, что она искала. Иоши, Иоши, Иоши… где же твой запах? Пробираясь дальше прямо по свёрткам, она тщательно обнюхивала всё вокруг, пока наконец не учуяла то, что искала. Запах вёл её к нескольким подаркам, сложенным отдельно от других, – большой свёрток в обычной бумаге, свёрток поменьше, украшенный лентами, и… О, Иоши всё-таки сумел удивить. Никакого нарцисса – обернуто шёлковым платком с росписью, а внутри… хм, пахнет только деревом и краской.

Норико боролась с желанием поддеть ткань когтем, но Киоко ей не простит испорченного платка, придётся дождаться, когда она сама развернёт подарок…

Из любопытства она принюхалась к подарку побольше. Дарителя она не узнала, а вот запах изнутри – дерево и краски. Эта страна так любит живопись, что удивительно, как они ещё не все стены расписали.

Из красивой голубой упаковки пахло шёлком: похоже, новый наряд. А вот сама бумага… Норико принюхалась. Чтобы лучше почувствовать запах, оставленный тёплыми руками дарителя, она даже приоткрыла рот. Странно. Запах как будто не человеческий. Точнее, не совсем человеческий. С примесью…

– Норико, ты откуда взялась? – шикнула Кая, Норико тут же вжалась в пол, быть замеченной не входило в её планы.

– Мяу? – Каннон всевидящая, какой позор – изображать обычную кошку…

– Ты же не портишь подарки госпожи? Смотри, если я увижу хоть одну надорванную обертку…

Норико едва сдержалась, чтобы не закатить глаза. Кошки так не делают. Нет. Кошки от такого тона убегают. Наверное. В любом случае она и так привлекла достаточно лишнего внимания – пора уходить. Осторожно поднявшись с пола, Норико попятилась от Каи, не рискуя поворачиваться к ней спиной. Служанка её никогда не била и не ругала, но всё же было в ней что-то… строгое. Норико была уверена, что, если бы всё-таки надорвала обёртку подарка Иоши, вместо спокойного отступления пришлось бы переживать ещё более унизительный побег.

Благополучно покинув павильон и бросив на Каю надменный взгляд, Норико забралась на дерево и перескочила оттуда на крышу. Она облюбовала скат над выходом и, свесив голову, с любопытством наблюдала за теми, кто появлялся на балконе, опоясывающем дворец Вечной радости. Сначала людей было немного, но постепенно гости стали всё чаще выходить, чтобы переброситься парой слов, послушать музыку или посмотреть на непрекращающееся представление бугаку.

– Ещё один поднос, и пир будет окончен, – прозвучал голос сёгуна. Он и ещё трое мужчин вышли на балкон. Норико потянула носом, узнавая запахи Мэзэхиро и Иоши. Третий человек был ей незнаком, а вот четвёртый…

– Собираемся сразу после? – незнакомец повернулся и глянул куда-то в сторону, за спину сёгуна.

– Нам следует остаться на время фейерверка, – возразил Иоши.

– Хотэку, найди всех из отряда и сообщи, чтобы после фейерверка пришли в Светлый павильон, – приказал Мэзэхиро.

Хотэку, значит. Норико снова принюхалась. Точно, это он. Тот самый запах с красивой обёртки, под которой скрывался наряд. Чем же ты пахнешь, Хотэку… Она мягко спрыгнула с крыши на ветку дерева, надёжно прячась в тени листвы, и повела носом. Запах напоминал ей дом, возвращал её в детство. От него становилось весело и просыпалась тяга к охоте…

– Да, господин, – Хотэку поклонился и направился к зевакам у подмостков, видимо, выискивать других самураев. Норико спустилась на землю и осторожно последовала за ним, но стоило ей выглянуть из кустов – наглый ворон приземлился прямо у её морды. Она шикнула на него и полоснула лапой, успев попасть по крылу. Проклятые птицы, совсем страх потеряли.

Чёрное перо мягко опустилось на землю перед её носом. Птица. Точно. Вот чем пахнет Хотэку. Человеком и птицей. Сердце забилось чаще. Значит, во дворце ещё один ёкай.

* * *

На Шинджу опустились сумерки, и дворец озарился сотнями огней. Трапеза завершилась, гости давно разбрелись по округе – кто-то пошёл гулять среди торговцев, кто-то наслаждался представлениями, кто-то искал уединения в укромных уголках сада. Иоши не отходил от павильона в ожидании главного развлечения – фейерверка. Каждый год этот день был неизменно облачным, а ночь – яркой.

Император с дочерью стояли на балконе и разговаривали. Мару-сама выглядел чем-то обеспокоенным, а Киоко – необыкновенно серьёзной. Но вот она повернула голову, встретилась взглядом с Иоши – и её лицо вновь превратилось в неподвижную маску, скрывающую под собой все намёки на чувства. Иоши вздохнул. Всё его тело трепетало от запретного желания прикоснуться к ней, но он стоял, не смея даже приблизиться.

Завтра Киоко станет недоступна. Завтра по обычаям Шинджу она, как незамужняя дама, начнёт скрывать своё лицо и тело. По всем законам к ней сможет свататься кто угодно, но Иоши надеялся, что их помолвка не будет расторгнута и отвадит желающих. А ещё он надеялся, что она поймёт его подарок и… И что? Всё равно он её не увидит. Если только сам не осмелится войти во дворец Лазурных покоев и попросить встречи с принцессой.

Раздался взрыв. Иоши поднял голову – в небе распустился жёлтый цветок. Началось. Он перевёл взгляд на Киоко. Она любовалась огнями, и её лицо оживилось: губы тронула лёгкая улыбка, а глаза искрились от удовольствия. Пока Киоко любовалась фейерверками – он любовался ею, запоминая каждый изгиб улыбающихся губ, жадно ловя каждое движение на её лице, каждый вздох удивления и каждый миг искреннего восхищения, которые она забывала прятать.

Иоши так погрузился в созерцание, что даже не заметил, как подошёл отец. Стоило огромных усилий не вздрогнуть от неожиданности, когда он услышал:

– Идём. – Голос отца уверенно прорезался сквозь грохот фейерверков.

– Уже? – Иоши пытался перекричать взрывы, но ему это удавалось с трудом. – Но ещё ведь не конец, – он указал вверх.

Отец только кивнул в сторону Светлого павильона и направился туда. Иоши покосился на кусты у входа в павильон, где оставил свою катану, и вздохнул. Как он мог забыть, что до собрания ему нужно было вернуть меч домой… А теперь придётся бросить его здесь без присмотра.

– Иоши, – отец уже скрылся за поворотом, и он был не намерен ждать. Иоши бросил последний взгляд на куст и, убедившись, что меч не виден, отправился следом.

В Светлом павильоне было темно и тихо. В свете уличного фонаря Иоши разглядел тётины[11], стоявшие по углам, и зажёг их, пока отец молча ждал.

– Мы выдвигаемся на рассвете, – заговорил сёгун, когда Иоши сел напротив него.

– Разве нам не стоит дождаться остальных самураев?

– Я хочу оставить тебе указания до того, как все придут.

– Указания? Но я полагал…

– Что сможешь присоединиться к отряду? Мы это обсуждали, Иоши.

– Я знаю,