Мы вас призовём в армию на месяц раньше, чтобы не перехватили другие, желающие призвать спортсменов,–это нам так объяснял начальник спорткоманды погранвойск старшина Бардюжа.

А мы все тренировались у Робика в секции борьбы самбо. Официально –у Роберта Самвеловича Бабаянца в одесском «Динамо».

Робик сумел создать интересную команду спортсменов, дружный интернациональный коллектив. Это же Одесса. У нас тренировались три брата– красавца, похожие на древних спартанцев, греки Ярмаки, или такие евреи с умной технической борьбой Андрей Чернецкий и Яша Еленецкий, огромный и добрый Витя Погорилер, интеллигентные братья Лосины, да мы не спрашивали, кто какой национальности–русские, украинцы, грузины… Были и глухонемые спортсмены, известный Рухлядев. Ко всем относились с уважением и добром. И к старшим спортсменам, и к самым младшим. Это заслуга Робика. Или время такое было?

Вернёмся к нашим матрасам. Всю молодежную сборную города призвали в погранвойска и отправили на учебный пункт в Ильичёвск. Нам обещали, что будут только тренировки и соревнования, но пограничный учебный пункт–это три месяца, оказался обязательным. И оказался нелёгким. А до его начала –погрузочные и прочие работы в военной части и в порту.

Сержанты у нас были с самыми сержантскими фамилиями: Ромашка, Тукало, Рог и Усик. Они не взирали на личности. Прыгун в высоту, Миша Иванов, после юридического факультета университета, постарше нас. Захотел договориться с сержантом Тукало о послаблениях в работе. Но сержант был не Лисицкий какой-нибудь, а Тукало.

–Товарищ сержант, давайте поговорим как культурные люди.

–Иди на хрен, работай!

–Ну товарищ сержант…

–Иди на хрен, работай!

–У меня нет слов, у меня нет слов, нет слов,–пошёл работать Михаил.

Сачковать мы не умели долго. Работали, как на тренировке. Потом научились.

Запомнились соревнования на учебном пункте по поднятию над головой ящика для патронов, залитого бетоном,–есть такой военно-спортивный инвентарь. Все заставы уже ушли в казарму готовиться ко сну, а отделение спортсменов всё ещё ставило рекорд –каждый поднимал этот ящик сотни раз!

На вечернюю прогулку учебная застава шла строем с песней. Пели про «тучи грозовые по ущельям снежных гор». А в тучах скрывались пограничники, «боевой несли дозор». Подошёл сержант Тукало, заглянул в рот громко поющему Коле Коцюбе, потом мне и не увидел вылетающих оттуда звуков. Уже темнело. И он решил, что мы просто раскрываем рот, как свежая рыба на Привозе. Все ушли в казарму спать, а мы с Колей продолжили прогулку строевым шагом с песней, которую демократичный сержант разрешил нам выбрать самим. Пели песню беспризорников, разбрызгивая лужи строевым шагом.

На учебном пункте всегда хотелось есть. Но однажды мы хорошо отъелись за пять дней. Как это произошло? Приходит Витя Глазунов, Глазик по-нашему. В детстве я с ним боролся на соревнованиях, когда мы весили по 50 кг. Он пришёл в борьбу из акробатики, и, как его ни бросай, он выворачивался, словно кошка, и вставал на ноги. В армии он был самый лёгкий из нас, 62 кг. Так вот, Витя рассказывает, как над ним пытался издеваться рыжий старослужащий ефрейтор, обитающий на вещевом складе: заставлял ходить строевым шагом, обзывал, приказал подметать его каптёрку, а наш сержант не хочет ругаться со старослужащим из-за нас. Последнее, что сделал рыжий, –брызнул своей зубной щеткой в лицо и нагло усмехнулся, произнеся своё обычное: «Салага!»

–Наверно, я его пару раз брошу на каменный пол,–сказал Витя.

–Тебя посадят за драку, в пограничных войсках порядки жёсткие, надо что-то другое придумать,–посоветовал Вова Кротов.

Не помню, кто предложил наказание обидчику. В течение дня каждый из нас должен найти рыжего и наступить пяткой на его правую ногу, при этом вежливо извиниться, чтобы все видели. Начинает лёгкая весовая категория, Витя, потом Земляной, я, Слава Малецкий, Вова Кротов, а последний–Коля Коцюба, под 100 кг. После окончания нашего воспитательного воздействия на нарушителя воинских порядков поднялся большой шум, рыжего унесли в санчасть, разрезали сапог, слава богу, обнаружился ушиб и большая опухоль, переломов рентген не показал.

Нас построили перед начальником штаба отряда, и мы все рассказали, что это было стечение обстоятельств, мы не нарочно, ефрейтор очень ноги неудобно растопыривал на нашем пути. Начальник штаба, седой и умный участник Отечественной войны, отворачивался и незаметно смеялся, а потом объявил нам наказание –пять нарядов на кухню. Вот там мы и отъелись. Первый день было тяжело, потом привыкли и отъелись. После этой истории нас уважали и старослужащие, и молодые солдаты.

Много было забавного в нашей жизни на учебном пункте. Витя Глазунов вышел утром на физзарядку и жалуется, что сапоги за ночь ссохлись и страшно давят. Мы посмотрели, а он правый сапог перепутал с левым.

Незаметно подошёл и новый 1972-й год. Организацией праздничного стола занялся сержант Рог. Мы скинулись на торты. Но сержант был Рог. Он пришёл из военторга и рассказал, что тортов не было, поэтому купил каждому по банке сгущёнки и много трёхлитровых банок маринованных огурцов на праздничный ужин. Из расчёта одна на троих. В полночь мы сосали сгущённое молоко через пробитые в крышке дырочки. Но это был праздник –мы были одесситами, такими, которые ещё существовали в то время, шутки, приколы и рассказы перевешивали все «тяготы и невзгоды военной службы». Лучше всех рассказывал Слава Малецкий по кличке Шура Балаганов.

–Шура, расскажи что-нибудь «об жизнь» на Ближних Мельницах,–просили мы.

–Шо вам рассказать, вы все такие грамотные, а я не попал в тюрьму, как другие на моей улице, потому что когда была большая драка или маленький налёт на магазин, так я был на тренировке.

–Зачем нам подробный анализ твоей жизни, расскажи что-нибудь романтичное, –настаивали мы,–про любовь.

–Про какую любовь?

–Про первую.

–Ладно, расскажу. Она жила в соседнем переулке. У неё были голубые глаза и голубенькое платье. А у меня старый чёрный велосипед. Всё так красиво начиналось: летнее утро, я на велосипеде, а её мама послала с синим бидончиком за молоком. Она идёт с голубыми глазами и синим бидончиком, а я на велосипеде выписываю фигуры высшего пилотажа: то разгонюсь, то резко гальману, ну приторможу рядом с ней. Ей понравился мой пилотаж, и она уже посмотрела на меня два раза. Тут я набрался смелости и предложил подвезти её до магазина. И она согласилась! Села ко мне на багажник, и я её так гордо везу! И тут эта лошадь. В прямом смысле лошадь! Откуда она у нас взялась на Мельницах? Никогда не было там лошадей. А тут стоит, привязанная к забору, жрёт траву.

–Ты так хорошо ездишь на велосипеде,–раздался нежный голос с багажника, –наверное,