Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А у самой красивой учительницы скоро появился «ухожёр». Так мама сказала папе, а я слышал. Я понял, что это не на самом деле, как и «спиногрыз». Уши у красавицы он вряд ли сожрёт, как не грызут дети спины родителям. Лично я точно не грыз.
Скоро я сам увидел «ухожёра». Он привез её на самосвале. Такой выбражуля! Выгрузил пассажирку, а потом так нажал на газ, что грязь полетела из-под колёс. Хотел всем показать, какой он «крутой», как сказали бы сейчас. А тогда я только мог подумать: «Выбражуля!».
Если бы мы не жили в школе, то я бы написал первое слово «мама». Но мы жили в школе. Школьный хулиган из третьего класса со странной фамилией Переоридорога (школьники звали его «Пердидорога») научил меня писать мелом на асфальте слово из трёх букв. В тот редкий выходной, когда мама и папа были дома, я похвастался, что умею писать слова. И быстренько мелом на заборе изобразил. Им почему-то не понравилось, а папа заставил всё это стирать. Помню, как я тёр занозистую доску куском кирпича. Зато быстренько научили всем остальным буквам. И слова, как оказалось, есть плохие и хорошие. Так и цифры тоже –двойка плохая, а пятерка–хорошая.
Зима была тогда таинственная и загадочная. Мы с Валей узнавали о её начале по звуку совковой лопаты по асфальту: это дворничиха вставала очень рано, когда ещё темно, и чистила от снега дорожку к школе. Потом наступал Новый год. В школе стояла большая ёлка, привозили яблоки и мандарины, покупали конфеты, и учителя делали мешочки с подарками. После этого мы, детвора, лазили в ящиках из-под мандаринов и яблок, которые так вкусно пахли. И ни разу там не нашли в соломе и опилках оставшегося фрукта.
Дедом Морозом был папа. До сих пор помню, как я напугался, когда он зашёл домой и громким командирским голосом произнёс: «Здравствуйте, дети!»–и стукнул палкой в пол. Я полез под стол, начал кричать, а мама меня успокаивать, что на самом деле это папа, а не дед. Она под звук моих воплей пыталась раздеть «деда», содрать с него бороду, но это ей не удалось с первого раза. Потом я поверил, что это папа, а не ужасный дед со страшным дрыном в руке.
А вокруг ёлки дети водили хоровод. Я был медведем, шёл вокруг ёлки и пел: «Вперевалочку идёт косолапый мишка, он несёт в подарок мёд и большую шишку!» Я старательно косолапил. На мне была маска и коричневый костюм «с начёсом». А на Вале был костюм чёрта. Папа сделал ей хвост –внутри жёсткая проволока, которая цеплялась за детей-атеистов, доказывая, что черти существуют.
Через много лет я своей дочке Тоне в уши заячьего костюма вставил стальную проволоку. На новогоднем празднике у всех зайцев уши печально висели, а у нашего стояли и даже цеплялись за гирлянды! Всё повторяется.
Мы всегда хотели, чтобы у нас на ёлке игрушки светились! Брали у папы в «тревожном» чемодане сигнальный фонарик и светили на ёлку разным светом.
Детей было много, а телевизоров ещё не было. Все на улице катались на санках. У некоторых были тяжёлые, самодельные, которые гремели, когда катились с горки. На них ехало несколько человек, а если падали, то образовывалась «кучамала». Чуть постарше мы играли в хоккей на болоте. Там всё замерзало, лёд. Клюшки из веток деревьев, а шайба– банка консервная. Но азарт до самой темноты.
А ещё первые воспоминания о магазинах. В круглых стеклянных вазах, типа кубков, было насыпано печенье, конфеты. Конфеты были одинаковые по всей стране: круглые карамели с повидлом, маленькие подушечки, посыпанные какао, без фантиков. А в фантиках – «Ириски», «Ласточка», «Школьные», «Спортивные», (как «Школьные»,только слишком сладкие), «Медведи», «Мишка на Севере», «Белочка». Были вкусные и натуральные напитки: «Лимонад», «Крюшон», «Крем-сода», «Пчёлка» –это с мёдом. В «Крем-соде» мы не видели ни крема, ни соды. В центре города продавались трубочки с кремом. Хрустящие. А один раз –фруктовое мороженое. Его накладывали в хрустящий стаканчик. Розовое, с изюмом. А в магазине возле кинотеатра «Буревестник» рыба всякая, горка крабов и судок с красной икрой и чёрной икрой. Мне там не нравилось –там селёдку продавали. Я не любил запах, и морды у селёдок были высокомерные.
Когда в СССР запустили спутник, помню, что мы все радовались, и было много новогодних открыток со спутниками. Ракеты иногда изображались даже с ручками и ножками. Зачем им руки и ноги в космосе? Да ещё такие тонкие, как у пауков? А когда полетел в космос Юрий Гагарин, мы очень гордились и вечером смотрели в небо, пытались его увидеть среди звезд. И ещё запомнился журнал «Крокодил», там были нарисованы американцы в шляпах, спящие на атомных бомбах. Так они мне и представлялись –спят себе на бомбах, бедные. Злятся на нас, спящих на кроватях.
А ещё мы с папой ходили на футбол. Набирали в термос газированной воды. Там я узнал, что из судей можно делать мыло. И ещё много всяких слов про вратаря, пропустившего гол. А в перерыве звучала песня со словами: «Обойти друг друга ли, колоски помнёшь, ой ты, рожь!». И я их представлял, что они толстые, как слоны, не помещаются на тропе и топчут колоски. Но всё равно можно найти какой-то выход, думал я, чтобы не мять рожь. Ну пусть один присядет, а второй перепрыгнет.
Мы заходили в припортовую пельменную. Там обедали рабочие из порта. Они все были крепкие, как кони, и ели много пельменей. При этом поливали их стоящим на столах уксусом и сыпали много перца. А некоторые брали пельмени с бульоном, большую тарелку. И тоже всё съедали с аппетитом. Говорили громко, смеялись и много ели. Наверно, хорошо работали.
Возле леса у нас был огород с картошкой и ещё какими-то овощами. Мы там с мальчишками вытащили из земли свёклу, пытались грызть. Но она оказалась невкусная. Кто-то из развитых мальчиков сказал, что это не сахарная свекла. Вот сахарная была бы сладкая. А в лесу были вкусные стебли травы кислицы и почки дикого винограда и барбариса. Тоже кисленькие.
Картошку мы копали всей семьёй. Там я увидел медведку. Её быстро убили, вредная она. Картошка не вредная, но мы её тоже съели за зиму.
В первом классе, в сентябре, мы с моим другом Васькой после школьных занятий пошли ловить рыбу.