него ответить? Обещаю, после этого я сразу уйду и больше вас не потревожу.

Она посмотрела на меня с нескрываемым презрением.

– Что, правда? – ее голос звучал очень едко.

Не обращая внимания на явное недовольство женщины, я отодвинула стул напротив нее.

– Вы же не возражаете, если я сяду здесь? Спасибо, что согласились уделить мне время, – начала я, понимая, что, услышав мой вопрос, мать Канны, скорее всего, выйдет из себя. – Скажите, это правда, что Канна – не родная дочь вашего покойного супруга?

Мне показалось, что у женщины дернулся глаз.

– Да, это так, но какое это имеет отношение к делу? – возмутилась она.

– Вы считаете, что никакого?

– Наото воспитывал ее с самого рождения, поэтому она и правда была для него как родная.

– Но, по словам Канны, ваш муж грозился вычеркнуть ее из семейного реестра, если она не будет его слушаться.

– Что? – потрясенно переспросила женщина. – Наото не мог так сказать! Просто Канне нравится выставлять себя жертвой. Она же патологическая лгунья. Ей бы показаться хорошему психиатру.

И снова Канну обвиняют во лжи…

– Во время наших разговоров я за ней такого не замечала. Так вы утверждаете, что ваш супруг ни разу не угрожал Канне?

– Конечно! И вообще, вычеркнуть кого-то из семейного реестра в любом случае непросто. Даже если, предположим, однажды во время ссоры он сказал что-то подобное, то, конечно, не всерьез. Просто Канна с самого детства любила фантазировать.

– То есть на убийство ее толкнули… фантазии?

– Послушайте, когда вы пришли с адвокатом Канны, я была вынуждена с вами разговаривать, но, может быть, уже хватит? До всей этой истории мы жили совершенно обычной жизнью. А тут, ни с того ни с сего, Канна совершила убийство, да еще и возомнила себя жертвой. Это все из-за вас! Вы мучаете ее своими расспросами и расшатываете ей психику! Она просто должна одуматься и раскаяться.

– Канна постоянно ругает себя. Не со дня убийства, а всю жизнь. Откуда же у нее взялось это чувство вины?

– Я не знаю. Она водилась с какими-то хулиганами, может, это их влияние. Среди всех только Кагава был приличным парнем, но даже он не смог терпеть выходки моей дочери и сбежал от нее.

– Вы знакомы с Кагавой?

– Мы виделись много раз, – ответила женщина. – Он подвозил Канну до дома, чтобы мы за нее не волновались, а как-то раз даже съездил со мной в больницу, когда я ушибла ногу. Иногда мы приглашали его к нам поужинать. Даже Наото к нему хорошо относился, а ему редко кто нравится. А на мой день рождения Кагава принес нам торт. Согласитесь, таких хороших молодых людей редко встретишь.

– Да, пожалуй.

Странные высказывания Ёити в тот день, когда мы встретились в чайной зоне отеля… Противоречия между словами и поступками Канны… Наконец я нашла объяснение для всего этого.

– Я уверена, что Канна продолжала встречаться с ним только потому, что он нравился вам, ее родителям.

Мать Канны с изумлением рассмеялась и небрежно ответила:

– Ну что за глупости. Я не была против ни одного из молодых людей Канны. Мне ее не понять…

Я поблагодарила женщину за уделенное мне время и поднялась со своего места. Она тоже моментально встала, широко улыбнулась и, проведя рукой по своим блестящим волосам, сказала с наигранным добродушием:

– Спасибо, что проявляете такое участие в судьбе Канны. Только никто не знает ее лучше меня.

– Но вы же сами сказали, что до убийства в поведении вашей дочери не было ничего необычного. Ведь даже вы не можете ответить на вопрос, почему Канна совершила это преступление, не так ли?

– Да потому что, – мать Канны перешла на повышенные тона, – потому что она патологическая лгунья, я уже сказала! Пока она не научится говорить правду, даже я не смогу понять, что случилось.

В ее голосе зазвучали победные нотки, и мне нечего было ей возразить. Я поняла, что сказала на нашей последней встрече Канна, уже выходя из переговорной: «Я обманывала маму, чтобы она не волновалась».

Первый и второй этажи соединялись при помощи атриума. Я подошла к стойке регистрации на втором этаже, чтобы вернуть пропуск посетителя, и, перегнувшись через перила, увидела, как в кафе с террасой на первом этаже за столиками обедают семьи пациентов. Я сразу же позвонила Касё.

– Прости меня.

Касё какое-то время молчал, наверное, пытаясь подавить охватившее его негодование. В трубке слышался только шум проезжающих машин. Наконец он сказал:

– Вот поэтому я и просил ничего не предпринимать, не посоветовавшись со мной. Я еще надеялся уговорить мать Канны выступить свидетелем со стороны защиты.

– Мне правда очень жаль. Но я думаю, у тебя в любом случае ничего бы не вышло. Кажется, она не готова брать на себя никакую ответственность. Сегодня она снова строила из себя несчастную, ни в чем не повинную женщину.

Касё тихо вздохнул и неожиданно предложил:

– Давай будем действовать по отдельности. Конечно, знать твое профессиональное мнение нам было бы очень полезно… Но когда люди думают, что ты связана со стороной защиты, это усложняет работу.

– Да, ты прав, – согласилась я. – Спасибо, что позволил мне участвовать в своем расследовании.

– Да не стоит… Если честно, на многие вопросы я бы вряд ли смог найти ответ в одиночку, так что ты мне очень помогла. Знаешь, Канна ведь побаивается Китано. Она сказала, что крупные мужчины в принципе ее пугают. Наверное, поэтому она первой смогла довериться именно тебе.

– Я даже не знала, – проговорила я. – Хорошо. Значит, с этого момента работаем по отдельности. И в разговорах с Канной я тоже больше не буду упоминать твое имя. Давай просто еще раз обсудим все, что нам известно, перед судом.

– Да, договорились. Но если у тебя возникнут проблемы, звони в любое время.

Почувствовав, что голос его наконец смягчился, я сменила тему:

– Кстати, после лекции в Йокогаме я встретила Юкари Кояму.

– Вот как, – холодно ответил Касё.

Я так и не поняла, было ли безразличие в его голосе искренним или напускным.

– Извини. Наверное, она тебе много чего наговорила. Надеюсь, ты, невестка, наставила ее на путь истинный и убедила не отказываться от семейного счастья ради какого-то непутевого адвоката.

– Нет, я просто посоветовала ей все как следует взвесить и решить, что для нее важнее: брак или отношения с тобой.

Касё промолчал. Он явно не ожидал услышать от меня такой ответ.

– Разве ты ее не любишь?

– Да, наверное, можно и так сказать. Я… я привязался к ней.

– Знаешь, я понимаю, тебя тревожит мать, ее тяжелое состояние… Но ведь ты ее сын просто формально. Родители Гамона воспитали тебя как родного. Позволь себе быть счастливым!

Касё слегка рассмеялся:

– Ты говоришь совсем как Гамон, но это просто красивые слова. Правда в том, что, как бы ни складывались мои отношения с матерью, она недееспособна, и по закону я