считал глава стейта Дальний Лес, да и отец, и почти каждый из шефов, что сейчас сидели, молча слушая и только иногда согласно кивая.

— Они с воздуха выслеживали тех, кого было нужно выловить и, при желании их погонщика, — уничтожить.

— О! — восхищённо воскликнула Идона.

Охота с воздуха! Даже дыхание перехватило от бешеного азарта и восторга, затопивших душу. Вот красота!

А ещё, и это было не менее прекрасно, тот, кто владеет полётом, может легко управлять людьми Леса! Эти защитники да ещё и с боевыми драконами невероятно замечательная идея!

— А много осталось боевых драконов?

В разговор вмешался Полит, который как раз вернулся с почтовой башенки:

— Много. Сейчас их пять. Столько же, сколько бывших защитников.

— Пять? Всего? — это было как сесть мимо сиденья — неприятно и стыдно. Идона огорчилась, но постаралась скрыть свои чувства, ведь она не любила показывать свои слабости. Но разочарование было сильным, и даже болезненным.

Представлялось огромное число драконов в небе, столько, что не видно облаков. От их движения поднимается ветер, закручиваются смерчи, а воздух наполняется запахом их горячих тел, звуками хлопающих крыльев и тем рычанием-клёкотом, от которого звук вибрирует в воздухе и ощущается скорее кожей, а не слухом.

А их всего пять… Пять… Как же мало!

— Их больше на самом деле, — расстроено выдохнул Ринар, — просто никто не умеет правильно ими управлять.

— Где же они? — гордая Идона, дочь шефа, вся напружинилась и подалась к говорившему, жадно всматриваясь в его лицо, боясь услышать, что животные навсегда потеряны для разумных жителей Леса.

— Когда оборонцы узнали, что многих их зверей уже уничтожили, они заявили, что убить оставшихся драконов можно только вместе с ними, с людьми. Пришлось поломать голову… — старый Ринар говорил медленно, с невесёлой улыбкой. — Те, кто отказался оставить своих зверей, должны были разлететься по самым дальним окраинам континента. А те, кто отказался от своих драконов, вернулись в стейты, из которых были родом. И оставшихся в живых летающих ящеров распределили по разным стейтам с условием, что жить они будут как можно дальше от своих бывших хозяев.

— Так наша Берха из боевых драконов?! — повернулась Идона к отцу. В её взгляде искрился восторг.

Мариджн не разделял её радости — скривился, будто ему прищемили на ноге мизинец.

— Да, дочь моя, — сказал сдержанно и даже напряженно, глядя на свои напряжённые пальцы, переплетённые в кулак. — Уже многие десятки лет она не делала боевых вылетов, она всё забыла. Да и управлять ею нужно уметь…

Идона прикусила изнутри губу и прикрыла глаза — скрыть, скрыть все чувства, что бурлили в ней! Но вот возможности, что таятся в этих выживших боевых драконах, нужно будет обдумать, а потом взвесить.

И Идона постаралась использовать вооружение отца — дипломатию: приняла самый невинный и любопытный вид, на какой была способна, и продолжила беседу, расспрашивая о былом, раз уж так удачно открылась возможность послушать впавшего в ностальгию главу стейта Дальний Лес. Может, и ещё что-то интересное услышит сегодня?

За разговорами ожидание прилёта оборонцев пролетело незаметно, солнце уже перевалило за полдень. Настроение поворошить воспоминания посетило сегодня почти всех старших шефов, и они вспоминали, говорили и говорили, а их лица светлели, и поток слов был похож на поток вод, прорвавших запруду: казалось, они долго сдерживались, а теперь, наконец, с удовольствием выплескивались.

Недалеко от Идоны, жадно впитывающей рассказы о прошлом, которого она не видела и не знала, ещё более очарованный, сидел сын Ково. Он слушал, словно малыш, с широко распахнутыми глазами, чуть приоткрытым ртом. Он так непосредственно удивился, узнав о том, что цукканы — вовсе не мифические животные, что Идона не выдержала и засмеялась.

Оказалось, что именно оборонцы уничтожили этих мерзких тварей Леса — цукканов. В своих лабораториях они вывели манок — растение, пахнущее настолько привлекательно, а затем, с воздуха выследив лёжки цуккановых стай, рассыпали над ними порошок высушенного манка. Зверюги вылезали на запах, пьянели и теряли всю свою хищную хватку, и их легко можно было перебить, даже не спускаясь на землю.

— Именно благодаря им, нашим оборонцам, любой человек теперь безбоязненно может выйти в Лес, — произнёс Ринор. И прозвучало это так, будто именно ему принадлежала победа над цукканами.

— Мог, — сумрачно исправил его Эсбен.

— Что? — растерянно переспросил Ринор, возвращаясь на землю.

— Говорю что мог, — держа в руках новую почту из стейта, повторил Эсбен, — любой человек безбоязненно мог выйти в Лес. Раньше, но не сейчас. Сейчас там завёлся кое-кто пострашнее цукканов, которые нападали только ночью и никогда поодиночке. Поэтому я сидеть здесь больше не стану, вернусь в стейт. Слишком поздно уже, а охранители наши что-то не являются. Ничего не делать сейчас — неправильно.

И махнул бумагами. Выглядел он плохо: в погибшем поселении жила его дочь, неожиданное чудо, его гордость и радость, тот случай, когда родители не могут поверить в своё счастье, крайняя редкость — второй ребёнок в семье. И теперь её не стало…

Глава 7

Эрвин

Вставать было трудно — глаза не открывались, в голове переливалось что-то жидкое и тяжелое, будто пузырь, наполненный галькой и водой. И то, что переливалось в голове, ещё и немилосердно болело. Арта сидела на спине всем немалым весом и дергала за одежду когтем. Дышать под этой тушей было трудно, да и коготок, что цеплял кое-что ещё более чувствительное — кожу на спине незадачливого охотника.

Арта привстала и, потоптавшись, — отчего желудок прилип к позвоночнику — села поудобнее. Поудобнее для неё. Хвост, это длинное и лохматое помело, шмякнулось Эрвину прямо в лицо и тонкими волосками защекотало в носу. Мужчина не сдержался и чихнул, отчего все гладкие камешки в пузыре с водой, что болзненно царили в голове, столкнулись и всплеснулись тошнотворной волной.

— Арта, — хотел сказать укоризненно. Хотел, но не вышло: голос оказался сиплым, слабым и чужим. — Арта, пшла прочь…

Она отреагировала ожидаемо — не пошевелилась, оставшись сидеть и вминать внутренности Эрвина в его же позвоночник. Только пушистый хвост приподнялся с лица человека. И он успел жадно вдохнуть, радуясь этому вдоху, как утопающий, но тут же снова получил меховым хлыстом по лицу. Только теперь с размаху.

— Арта, уймись, — прохрипел, прокашливаясь и морщась от тяжелого бульканья на месте мозгов. Рысь в ответ хлестнула его хвостом по лицу, только теперь сильнее.

Вот ведь цуккан драный!

Со стоном Эрвин полз с кровати и по стеночке добрался до душа.

Не глядя, нащупал висюльку душевого зверя, и холодная вода слабеньким