А я продолжила готовиться.

⁂

На каждом конкурсе порядок выступлений участниц менялся. Так получилось, что я свое интервью читала прямо перед сестрой. Она стояла в кулисах и лихорадочно повторяла текст, когда я вышла на сцену.

Это было удачно, что она оказалась рядом, потому что я рассказывала именно о ней. О том, какая она замечательная. Как я ей завидую, потому что никогда не смогу быть такой же красивой и творческой. Как она меня поразила во время подготовки – оказывается, у нее и с логикой все в порядке! Я нашла сборник с IQ-тестами, которые она прошла, – ни одной ошибки.

И закончила так (простенько, без всяких Future in the Past):

– We’re different. But we’re family! I love my sister![2]

Все захлопали. Я повернулась в кулисы, мне очень хотелось посмотреть в глаза Ёлке. Но она ничего не слышала – стояла, уткнувшись в листочек, и что-то шептала. «Ну и ладно», – обиделась я и гордо ушла со сцены. Сестра этого даже не заметила. Она бы и свой выход пропустила, если бы ведущий ее не вывел за руку.

И тут оказалось, что я старалась не зря. После моего выступления Ёлку приняли как родную, бешеными аплодисментами. Она сразу расслабилась, разулыбалась и начала свой спич.

⁂

Я старалась в голове подсчитывать очки, которые судьи выставляли нам с сестрой. По моим подсчетам получалось, что я обхожу Ёлку на пару десятых. Но, наверное, я где-то сбилась, потому что мне вручили диплом «Мисс фотогеничность», а Ёлке – главный приз.

У меня прямо камень с души свалился. Я же знаю, как сестре хочется быть всегда и во всем первой.

И тут произошла самая странная вещь в нашей жизни.

Когда Оле водрузили на голову хрустальную корону, она сняла ее, подошла ко мне и нахлобучила ее на меня.

– Вообще-то, – сказала она, – Серафима лучше меня! Она умнее, старательнее и… на фотографиях лучше получается. Поэтому Гран-при должен принадлежать ей!

Кто-то в зале неуверенно захлопал. Остальные удивленно зашумели.

Я знала, что произойдет дальше.

Я, как обычно, застыну без слов. Потом, когда все успокоится, попытаюсь объяснить, что я этого не хотела, но будет уже поздно. И глупо.

Поэтому я напряглась изо всех сил и заорала:

– Нееет!

Ёлка чуть не подпрыгнула от изумления. А меня будто прорвало. Я сдернула корону и торопливо заговорила:

– Это не моя корона! Не мой приз! Ёлка лучшая!

Я попыталась надеть корону на сестру. Но Ёлка не я, она быстро пришла в себя и стала сопротивляться. Я дернула изо всех сил, сестра, кажется, тоже…

Мы смотрели на хрустальные осколки короны, которые прыгали по сцене, и только тут до меня дошло, что зал затих.

Вообще.

Ни звука.

И в этой тишине особенно громко раздался усиленный динамиками голос ведущего:

– Победила дружба!

Часть 3. Жюри

– Ну что, – сказал председатель жюри из попечительского совета школы, – у Серафимы Кедровой 38,4 балла, у ее сестры Оли… 38,2.

– И хорошо, что Серафима победила, – кивнула завуч, – она так душевно про сестру рассказывала…

– Серафима? – вскинулась молоденькая учительница литературы. – Ой, а я в дипломе уже начала писать «Ольге»! У нас есть другой диплом?

– И ладно, – махнула рукой директриса, – пусть будет Ольге. Две десятых разницы.

– Да и вообще, – согласился председатель. – Они такие одинаковые.

Часть 1. Жорик, 4 года

Машинка классная!

То есть ракета!

На ней так переливаются огни! Красный! Зеленый! Синий! Фиолетовый!

И как она гудит! Жорик никогда раньше не слышал ничего подобного! Один раз только в мультике, но мама не позволяет смотреть мультики долго.

Жорик стоит, уставившись на это фантастическое чудо. Он не сразу понимает, что говорит папа.

– Жора! Проснись! Нам еще в магазин! Мне джинсы надо купить!

Жорик кивает, но не отрывает взгляда от прекрасной ракеты. Правда, огни вдруг тускнеют, гудение прекращается. Из кабины достают краснощекого карапуза.

Жорик чуть не плачет, он хочет, чтобы зрелище продолжалось вечно.

И тут папа говорит самые чудесные в мире слова:

– Хочешь покататься?

Жорик, все так же уцепившись взглядом за ракету, много раз подряд кивает. Папа что-то читает на большой табличке. Жорик узнает некоторые цифры. И букву «о». Папа подхватывает его под мышки и усаживает в красное кресло. Жорик ждет, что кресло окажется мягким, но оно жесткое, как стульчик, на котором он ест.

Но все равно хорошо!

– Ура! – говорит Жорик, впервые в жизни без проблем произнеся коварный звук «эр».

Папа улыбается, бросает в щель несколько денежек (ракета оживает) и говорит:

– Катайся! И жди меня тут! Никуда не уходи!

Но Жорик и не собирается никуда уходить. Зачем? Здесь самое прекрасное место в мире! Он даже не замечает, куда подевался папа.

Он катается долго. Очень долго. Так долго, что огни гаснут, а волшебное гудение прекращается.

Жорик ждет, что все начнется снова, но ничего не происходит. Он собирается заплакать, чтобы пришли папа с мамой и все исправили, но его привлекает веселая музыка и громкий голос откуда-то сбоку:

– Все сюда! Все к нам! Елочка ждет вас!

Жорик тут же передумывает плакать. Он самостоятельно выбирается из ракеты и спешит туда, где музыка, откуда звучит голос зазывалы.

Там и правда весело. Издалека видна огромная, под самый потолок, елка. На дальних подступах к ней бродят медведи, лисы и какие-то неизвестные Жорику звери с огромными головами. Их никто не боится, наоборот, все с ними фотографируются.

Жорик улыбается зверям, они машут ему, он машет в ответ и идет дальше, к елке. Взрослые образовали вокруг нее плотный круг, но Жорика замечают и пропускают.

Внутри пираты. Они тоже не страшные, а веселые. Особенно один – высокий, с черными кучерявыми волосами, с серьгой в ухе.

– Карамба! – кричит он непонятно, но смешно. – Йо-хо-хо!

Все смеются, и Жорик тоже. Один из пиратов протягивает руку Жорику, он смело ее берет и вступает в круг.