Глава 4. Неспособность американских элит понять реалии войны

Покойный Пол Фассел в книге, которую некоторые рецензенты назвали лучшей книгой о Второй мировой войне, военном времени, понимании и поведении во время Второй мировой войны, посвятил целую главу, которую он назвал «Лишение 1» , своему собственному представлению о страданиях военного времени. Для любого, кто пережил Вторую мировую войну к востоку от Варшавы, описанные им лишения были бы очень желательны по сравнению с тем, что происходило с людьми в СССР. Фассел отметил, когда писал о нормировании в Великобритании, что оно было намного хуже, чем лишения в Америке во время Второй мировой войны:

Строгое нормирование началось в январе 1940 года и прекратилось полностью лишь через девять лет после войны, в 1954 году. Практически все, что вы любили есть или пить, было доступно лишь в мизерных количествах: мясо, масло, сыр, яйца, сахар, сладости. , яблоки, виноград, дыни, жиры, белый хлеб (заменён серым «батоном»), чай, кофе, виски и перец; а некоторые вещи были настолько редки, что их практически невозможно было достать, а некоторые люди даже не знали, например, лук, апельсины, лимоны и бананы... 2

Изображение этой ситуации как «жалкой сцены» вызвало бы изумление и отвращение у подавляющего большинства советских граждан во время и сразу после Второй мировой войны, не говоря уже о ленинградцах, переживших 900-дневную блокаду и погибших сотнями человек. тысячи от голода. Выбор большинства советских граждан между отсутствием бананов или употреблением мяса только в мизерных количествах и тем, с чем они столкнулись, был бы совершенно очевиден, и серый «буханка», безусловно, звучал и, вероятно, был на вкус намного лучше, чем блокадный Ленинград. суточный рацион составлял 125 граммов черного, низкого качества, едва съедобного хлеба. 3 Это была для ленинградцев мера, разделяющая жизнь и смерть, если не погибнуть от вражеских бомбежек и обстрелов. Очень сомнительно, что недостаток кофе и перца вообще отразился бы на карте непреодолимых потребностей и трудностей, которые пришлось преодолеть советскому народу, чтобы уничтожить нацистскую военную машину. Наибольшее значение имел хлеб, что после войны привело к его сакрализации. Одна из многих русских послевоенных поговорок, заставляющая капризных детей есть то, что им не хочется, напомнила им о блокадных ленинградских детях и о том, чего эти дети не отдали бы только за выброшенный кусок вчерашнего белого хлеба, пусть только на тарелку каши, не говоря уже о свиной отбивной с картофельным пюре или тарелке борща.

Война и ее последствия все еще витали в воздухе в СССР в 1960-е и даже 1970-е годы. Было кощунством увидеть кусок хлеба, лежащий на земле, пройти мимо, не подняв его и, как это не раз делала моя бабушка после войны, положить его на какое-нибудь возвышенное место, пусть даже на краю холма. уличный мусорный бак. Подобные настроения и сегодня легко можно встретить среди многих россиян в возрасте 40-50 лет и даже среди тех, кто моложе. Для поколения Великой Отечественной войны хлеб оставался священным до конца жизни. В Севастополе даже в 1970-е годы школьникам не рекомендовалось посещать в одиночку так называемую дачу Максимовой под Севастополем. Это было место особо жестоких боев 1942 года. Нередко во время похода по дачному району можно было наткнуться на ржавое оружие и, что еще самым опасным было боеприпасы. Это был просто факт жизни; Ежегодно администрация севастопольских государственных школ инструктировала учащихся об опасностях игры с гранатами, снарядами и другими видами взрывчатых веществ, оставшимися после войны. Каждый год были дети, которые были калечены или убиты из-за неосторожных игр со смертельными напоминаниями о военном прошлом. Старые бомбы Люфтваффе, некоторые весом до 1 тонны, находят и сегодня. Далее следуют эвакуации, иногда массовые. Война была и есть до сих пор, и она до сих пор убивает в других местах России. Но это была не единственная война, которая, в случае с Севастополем, была и есть вездесущей. Над городом до сих пор сохранились старые батареи времен Крымской войны 1854–1856 годов, в том числе знаменитый 4-й бастион, где с отличием служил молодой артиллерийский офицер граф Лев Толстой и где были задуманы «Севастопольские очерки», принесшие ему русскую литературную известность. Позднее многие впечатления от этих рассказов будут использованы в важнейшем литературном произведении Толстого, названном, весьма симптоматично для России, « Война и мир». Война всегда была и есть часть российского миропонимания.

Фассел, хотя сам был бывшим военнослужащим и был тяжело ранен во Второй мировой войне, продемонстрировал в своей работе не только культурное невежество, но и, непреднамеренно, превратил весь свой трактат в пример полной отстраненности американской интеллектуальной элиты от стратегических, оперативных и стратегических задач. социальные реалии континентальной войны в огромных масштабах и то, что эта война приносит тем, кто в ней участвует. Как заметил Майкл Линд, научный сотрудник ASU Future of War в вашингтонском аналитическом центре «Новая Америка»:

Возможность военного поражения и вторжения обычно не обсуждается... в США и Великобритании. Соединенные Штаты, если не считать Перл-Харбора, не пострадали от серьезного вторжения с 1812 года; Британия, хотя и подвергалась бомбардировкам с воздуха в ХХ веке, была свободна от иностранного вторжения еще дольше... В других странах мира политические элиты не могут так же легко разделить внешнюю политику и экономику. 4

Сама идея пережить ужасы континентальной войны, особенно масштабов Второй мировой войны, — такие как массовое уничтожение собственности, голод, массовые перемещения, распространение болезней, изнасилования, грабежи, беззаконие — совершенно чужда подавляющему большинству американцев. общественность, включая ее военную элиту, которая может переживать эти ужасы только как наблюдатели, которые их вызывают, а не как те, кто их принимает. Им не нужно думать о том, что их семьи подвергаются таким ужасам, поскольку ни одна армия в мире не имеет никакого плана действий на случай чрезвычайных ситуаций для общевойсковых операций на стратегической оси Чикаго-Кливленд или для разбомбливания Бостона или Портленда в руины, прежде чем поставить ботинки на землю. землю, чтобы захватить эти американские города. Американские солдаты, собиравшиеся сражаться где-нибудь в Европе или на Тихом океане, прекрасно знали, что их семьи остаются в безопасности на континентальной части Соединенных Штатов, и вероятность того, что они подвергнутся опустошительным бомбардировкам, изнасилованиям, казням и отправятся в качестве рабов в Рейх, была велика. приближается к нулю. Его не существовало. В конце концов, как и в случае