– Не трогай! Ща бинт с перекисью дам, тогда и приводи его в порядок.

Я вынул из рюкзака позаимствованную у одного из «волков» аптечку, протянул девушке. Она схватила обеими руками компактный куль из жёлтой прорезиненной ткани, сорвала защитный клапан, дёрнула за бегунок. Достала бинт в хрустящей упаковке, пузырёк из белого пластика. Вскрыла то и другое и приступила к обработке лица своего напарника.

Пока она возилась с аптечкой, я отошёл в сторону, бросил гайку в огромную травяную кочку шагах в пяти. Гайка спокойно преодолела расстояние и без всяких фокусов шлёпнулась в траву. Я подобрал «маркер», сел на вершину похожей на миниатюрный холм кочки, положил автомат на колени. «Кто знает, как поведёт себя этот Байкер, когда очухается, – подумал я, – а так хоть расстояние позволяет среагировать, да и сейчас они оба у меня на мушке».

Перекись громко шипела при контакте с кровью, пузырилась розовой пеной. Бородач очнулся во время оказания ему первой помощи, попытался встать, но Ласка сильным толчком руки уложила его обратно.

– Лежи! Закончу, тогда встанешь!

Тот послушно упал на лопатки.

Я покачал головой, внимательно наблюдая за происходящим. Будь я на его месте, ни за что бы не позволил так с собой поступать.

Девушка закончила обрабатывать рану на переносице спутника, заклеила пластырем из аптечки. Протянула руку: мол, давай помогу.

Байкер отказался от помощи, сел и посмотрел по сторонам.

Без крови на лице он выглядел немногим лучше: вид портили сломанный нос и огромные синяки на лбу. Однако хорошо его приложило головой во время удара машины о землю. Повезло вообще, что жив остался, а то бы откинул коньки в свои сорок с хвостиком. (Я всё-таки попробовал определить его возраст на глаз, хоть и не был уверен в точности прогноза из-за бороды и сильно распухшего носа.) Ласка вот не поленилась, пристегнулась ремнём безопасности, потому и отделалась лёгкими царапинами. Правда, всё равно без сознания была, когда я её из машины вытаскивал. Наверное, сильно ударилась затылком о подголовник, потому и вырубилась на время.

– Это кто? – спросил бородатый у подруги, кивнув в мою сторону.

Ласка открыла рот, собираясь ответить, но я её опередил:

– Вообще-то я не глухой и сам говорить могу. Меня Купрум зовут, я сталкер, а это… – я чуть повёл рукой в сторону, – Зона. Как видишь, тут всё просто, никаких тайн нет. Гораздо сложнее, Байкер, с тобой и Лаской. Она так и не объяснила, кто вы такие. Может, ты ответишь на этот вопрос?

Мужчина повернулся к девушке, прошептал:

– Ты зачем ему сказала, как нас зовут?

Она пожала плечами и тем же образом ответила:

– А что здесь такого? Он назвался, спросил моё имя. Я ответила. И вообще, я считаю, надо сказать ему правду. Может, он знает что-то и сможет помочь.

Я навострил уши. «Интересно, о чём это она? Что они такого здесь ищут, раз примчались неизвестно откуда, да ещё и абсолютно неподготовленные к путешествию?»

Байкер схватил спутницу за руку: дескать, не вздумай, – но Ласка отмахнулась, встала и подошла ко мне. Я тоже поднялся, считая невежливым сидеть, когда женщина стоит передо мной, но руки с «калаша» не убрал.

– Купрум, нам нужна твоя помощь, – начала она, нервно теребя пальцы. – Мы не туристы.

Я удовлетворённо крякнул: мол, что и требовалось доказать. Тем временем Ласка продолжала:

– Мы вообще не отсюда. В смысле, не из этого мира. Вернее, когда-то мы были здесь и даже прожили несколько лет, но потом были вынуждены уйти.

Я с сочувствием посмотрел на неё. «Надо же, такая молодая, а уже умом тронулась. Где это видано, чтобы люди ходили между мирами, как из комнаты в комнату. Ясно же, что это бред собачий».

Ласка правильно поняла мой взгляд и с жаром сказала:

– Ты зря не веришь!

Байкер вздохнул и покачал головой, словно говоря: «А ведь я предупреждал».

Я мельком глянул на него, потом перевёл взгляд на рыженькую.

– Допустим, всё так и есть, но тогда скажи, почему никто из учёных не знает об этом? Мой отец знаком со многими из них, и, будь уверена, они бы не стали держать от него это в тайне, а он не стал бы скрывать эти сведения от меня.

– А кто твой отец? – заинтересовалась Ласка. Байкер тоже повернул голову, чтобы лучше слышать.

Я поводил пальцем у неё перед носом:

– Э-э, нет, так не пойдёт. Сначала ты убеди меня в правоте твоих слов, а потом я подумаю: сказать тебе или нет.

Девушка глубоко вздохнула. Несколько долгих секунд она изучающе смотрела в мои глаза, потом повернулась к напарнику, словно ища у того поддержки. Мужчина пожал плечами, развёл руки в стороны: дескать, не знаю, решай сама.

– Ладно, – она резко тряхнула головой. Длинные волосы рыжим пламенем полыхнули на плечах. – Не уверена, что смогу тебя убедить, но попробую.

Она говорила долго, сбивчиво, глотая окончания и перескакивая с одного на другое.

Когда она выдохлась и замолчала на несколько секунд, переводя дыхание, я, несколько офигевший от её рассказа, уточнил:

– То есть ты утверждаешь, что какой-то там профессор Семакин переместил тебя, беременную, отсюда в Москву другой реальности, а потом, когда ты родила, ставил опыты на тебе и твоём ребёнке?

– Да, – кивнула Ласка. – Мой сын пропал во время очередного эксперимента. Он как будто испарился из лаборатории. Я случайно об этом узнала из разговора двух лаборантов. Они тогда везли меня в палату после опытов и обсуждали последние новости.

– Что, вот так вот просто при тебе обсуждали? – спросил я с нотками недоверия в голосе.

– Они думали, что я в отключке, потому и говорили не таясь. Видимо, сестра по ошибке ввела мне не то лекарство или с дозой что-то напутала, но я в тот раз была в сознании. Конечно, не совсем хорошо соображала, но суть их разговора поняла. А потом и Семакин подтвердил то же самое. Он, пьяный, завалился ко мне в палату и заявил, что это я виновата во всём.

– А с чего ты взяла, что твой сын оказался в Зоне? Может, Семакин его из этой лаборатории зашвырнул на Луну или ещё куда-нибудь?

Настя помотала головой.

– Семакин с помощью моего мальчика перекачивал аномальную энергию отсюда в тот мир. Как-то, хвастаясь передо мной, он сообщил, что ещё совсем немного – и уже ничто не помешает ему создать в той реальности новые Зоны. Он даже определил для них места и говорил, что преобразует добытую отсюда энергию в аномальное излучение, используя Останкинскую башню в Москве и телевышку в Питере. – Она прижала руку к груди: – Сердцем чую: Максим здесь, он жив, как и его отец.

После этих слов Байкер вскочил с места и рванул к нам. Я шагнул в сторону, чтобы в случае чего Ласка не оказалась на линии огня. Хоть её рассказ и отдавал изрядной долей бреда, я понемногу склонялся к мысли, что верю ей. Хотя бы потому, что она в нём упоминала людей, с которыми я сам был знаком: бывшего коменданта «Светлого» и бармена «Касты». Правда, Прусак месяц назад умер от сердечного приступа и его похоронили по всем обычаям и канонам: на специально сделанной по такому случаю тележке толкнули в «жаровню» (отец к этому даже руку приложил), а Бобр, через неделю после похорон Прусака в аномалии, свалил из Зоны. Говорят, он сейчас где-то в тёплых краях живёт в своё удовольствие, проматывая сколоченный здесь капитал. Внучку-то он замуж пристроил, чего ему теперь тут делать?