и ему пришлось уйти в тень, в ночь, к луне, чтобы противостоять им. Чтоб в его время они не чувствовали себя в своей тарелке.

– Аааааа! – разорвались губы, и окрестности пронзил тихий ор.

Существо орало, орало во всю мощь своих легких и связок, но вот легкие еще не набрали столько воздуха, чтоб кричать на всю округу, да и связки еще не пришли в себя от длительного сна.

Зрение приходило в норму, пятна рассеивались, обретая форму и оттенки цветов.

– Луна и звезды, – прохрипело существо, глядя в ночное небо, – ночь чудесна.

Существо пришло в сознание. Существо думало, соображало, говорило и могло четко изъявлять свои желания. Глаза видели, уши слышали. Вот как раз с последними проблем не было от слова «совсем». Хотя вроде они и должны были так же, как и все органы отвыкнуть от мира, но новый поток звуков не удивил их, и они вступили в работу почти сразу же. Куда как быстрее зрения и речи. Голос присутствовал. Теперь оставалось встать с ложа и сделать первые шаги. И это оказалось не так уж просто, как думалось изначально. Разорвать веки и губы хватило небольших мимических мышц, а вот для поднятия руки нужны большие, а они, видимо, если не атрофировались, то разучились двигаться. Руку поднимать пришлось прямым приказом. Она сопротивлялась и не хотела двигаться, но в какой-то момент сдалась и ухватилась за край капсулы. Дальше было дело техники. Если получилось первый раз, получится снова и снова. И вот через полчаса усиленной работы, тело подтянуло себя к краю, и существо перевалилось через него на землю. Хорошо хоть руки не отпустило, ибо ноги при падении подогнулись, и, если бы не руки, тело упало бы мешком костей на траву. Долго стояло, прислонившись к кораблю-камере, приходя в себя, восстанавливая силы и дыхание, а потом попыталось оторвать руки. Получилось, но не с первого раза. Потом настал момент сделать первый шаг, потом десятый и вот уже существо ходит нормально, но небыстро и недалеко, через десятка три шагов ему все еще нужно остановиться и передохнуть.

– Главное – живой! – шепчут губы существа.

Существо напоминало человека. Нельзя было точно сказать, является ли оно человеком, но оно было похоже на хомо сапиенса больше, чем на других псевдоразумных и не разумных существ этого мира. И говорило, и думало оно на человеческом языке, правда, ни горожане, ни лесовики его бы не поняли, встреть сейчас они его и заговори с ним, но это был определенно человеческий язык. Древний, давно умерший, но человеческий. Язык разумных существ этой планеты.

Две ноги, две руки, туловище и голова. Все как у людей. Никаких тебе дополнительных конечностей, никаких тебе крыльев и других дополнительных опций, которых нет у человека. Но было в этом существе что-то необычное, не свойственное людям, потомкам первых колонистов, прилетевших на эту планету с Земли. Может быть, так выглядят местные люди? Но их никто не встречал тут, на Яви. Колонисты видели только псевдов, но они никак не могли быть потомками прежних людей.

Первое, что выдало бы в существе нечеловека при встрече, – это руки. Кисти рук были похожи на кости скелета, обтянутые прозрачной кожей. Да, существо пролежало в анабиозе сотни лет, мышцы его усохли, но не в кистях. Там вообще не было мышц. Это были протезы, вживленные в плоть. Но у людей таких никогда не было. Если люди и применяли замену потерянным конечностям или их частям, это были или громоздкие изделия с массой сервоприводов, отвечающих за работу каждого сустава в отдельности и работающих на аккумуляторах, или простейшие изделия, просто создающие видимость. Тут же не было и видимости каких-то сопутствующих устройств и агрегатов. Только кости – возможно, искусственные, и прозрачная, тоже, скорее всего, искусственная кожа. Пальцы оканчивались острыми металлическими лезвиями вместо ногтей. И любой лесовик голову бы дал на отсечение, что это не сталь и не другой человеческий металл, а волотан, самый твердый металл на этой планете, и был бы абсолютно прав.

– Ну, здравствуй, мир!!! – прокричало существо, оглянувшись вокруг.

Лицо существа тоже мало напоминало человеческое. Скорее уж его можно было сравнить с псевдами. Кожа лица напоминала обожженную в печи кожаную маску, которую потом еще хорошенько смяли, а потом расправили. Голова тоже была вся в бороздах и шрамах и не имела округлой человеческой формы, а скорее напоминала обтянутый кожей мозг с прорисовкой всех извилин. Уши торчали торчком и годились больше по форме для летучей мыши, чем для прямоходящего существа. Еле заметные седые в лунь волосы не уменьшали уродства, а только добавляли его, впрочем, как и жидкая борода, окаймляющая оскаленный безгубый рот, откуда торчали немаленькие клыки. И на всем этом безобразии выделялись горящие мертвенно голубым цветом взбесившейся энергии глаза. В них не было характерных для людей белков и зрачков, в них бушевала энергия, и ее было очень много.

– Вы здесь, вы видите меня?! – крикнуло существо, запрокинув голову, обращаясь к небу. – Вы слышите меня?! Или вы все померли тут?!

Небо молчало, не желая отвечать на вопросы этого существа, как, впрочем, оно никогда не отвечало на вопросы других существ.

– Я пришел, мир! Я иду к тебе!

Оторвавшись руками от стенок своего многовекового узилища, существо нажало несколько кнопок в изголовье, тем самым заставив камеру закрыться, а крышку звездолета встать обратно, восстановив целостность «метеорита».

– Береженого, – прошептало существо, – хотя.... Где вы, те, кто береглись? А я живой!

Существо прошло выжженную его падением землю и направилось в лес. Шло оно не торопясь, но и не медленно. С каждым шагом силы прибывали в тщедушное на первый взгляд покореженное тело, словно вливались из окружающей среды. Существо шло по дремучему лесу не прячась, в полный рост. И надо же, все псевды старались не наброситься на человечину, идущую к ним прямо в пасть, а наоборот, убраться с дороги. Один колобок, еще молодой, зеленый, всегда еще голодный, было бросился на странного путника, но, приблизившись метров на пять, неистово завизжал и бросился прочь в кусты, вереща от ужаса.

Существо не пользовалось ни компасом, ни какими-то другими приспособлениями. Да и откуда таковые могли взяться, если оно было облачено в одну сплошную тунику от горла до пят. Шло, видимо, по памяти. Хорошая память была, видимо, у существа, если оно помнило дорогу, включающую много десятков километров по лесу. С другой стороны, а куда