Или даже в празднике, который описан в стихотворении «Прелюдии» из сборника «Видеть в темноте»:

А вот корабль, он хочет причалить —

пытается именно здесь —

и будет пытаться тысячи раз.

Из мрака леса появляется длинный багор,

проникает

сквозь открытое окно

в комнату, где гости разгорячились от танцев.

Тот, кто хочет произвести психоанализ образа багра, должен прежде всего постичь поэтику дома на улице Фолькунгагатан, 57.

Йотгатан. По соседству с кофейней «Wayne’s Coffee», в магазине, торгующем периодикой со всего мира, о Транстрёмере слышали. Продавец говорит: «Транстрёмер? Это же, вроде, поэт, да?»

Ну, а в старом почтенном книжном «Hansson & Bruce» случается наконец попадание в яблочко. «Транстрёмер! Ну, конечно!» – продавщица наверняка смогла бы процитировать стихи Транстрёмера по памяти, если бы я попросила.

Кто-то, запыхавшись, пробегает мимо витрины. Юноша торопится в «замок вздохов»[46] – гимназию «Сёдра Латин». На вид ему лет пятнадцать-шестнадцать, на нем изношенный шерстяной пиджак, под пиджаком – свитер и белая рубашка. Брюки на длинных ногах тревожно морщатся, грубые сандалии печатают шаг. Эта обувь навечно запечатлена на черно-белом школьном фото 1947 года: сандалии виднеются в правом нижнем углу. Впереди – утренняя молитва и встреча с классным руководителем по кличке Козел, всегда очень строгим, легко впадающим в ярость, любителем франтоватых коротких накидок. Юноша бросает мимолетный взгляд на витрину «Hansson & Bruce», а потом сворачивает на Хёгбергсгатан и бежит мимо источающей утешительные ароматы телеги, запряженной арденской лошадью. И вот уже Журавль[47] исчезает в воротах этого почтенного учебного заведения для юношей.

«Сёдра латин», Хёгбергсгатан. Здесь Транстрёмер вдохновился на поиски в области стихотворных размеров. Он практиковался в античных формах – сапфической строфе, алкеевой строфе и прочих классических размерах. Интерес к этим размерам проснулся во время уроков латыни, которые вел Козел. На занятиях учили стихи Катулла и Горация. Но сам Козел (он же Пер Венстрём) понятия не имел о воздействии своих уроков на юного Транстрёмера. О способностях будущего поэта он мог судить только по нескольким стихотворениям в школьной газете, и эти первые опыты были отмечены характерными для поэзии сороковых тенденциями: использованием только строчных букв, отсутствием знаков препинания. Об этом пишет Транстрёмер в «Воспоминаниях…». Учитель латыни увидел в ранних стихах Транстрёмера лишь приметы «наступающего варварства», в то время как другие читатели различили следы редкого таланта.

Интересно, что думал Козел о модернистском тексте в желтом неоне на фасаде «Общественного дома»? Там ведь тоже сплошь строчные буквы – и никаких знаков препинания. Изначально текст на фасаде был предельно лаконичен и состоял всего из двух слов, как будто неоновая поэма не желала разрастаться: бани библиотека. Но постепенно поэма на фасаде развернулась во всей своей причудливой красе: Конференц-залы бассейн аудитории библиотека наш театр.

Вступление. Школьная газета называлась «Пока прорастает лавр». Помимо Транстрёмера, там печатались Пер Вестберг, Свен Линдквист, Бу Грандьен и другие гимназисты.

Набросок. В лето после выпускных экзаменов Транстрёмер написал ряд стихотворений, которые впоследствии составили основу дебютного сборника «Семнадцать стихотворений». В сборник вошло и стихотворение «Шторм», которое сегодня считается классикой современной шведской поэзии. Это стихотворение имеет изощренную, отточенную форму и написано сапфической строфой. Такая строфа состоит из трех ритмически равных строк и одной усеченной строки. Транстрёмер легко управляется с этим замысловатым античным размером:

Здесь внезапно путник встречает старый

дуб громадный с кроной гигантской словно

камнем сделался лось у черно-зеленой

крепости моря.

Шторм. Дыханье стужи, когда рябины

гроздья зреют. Cон от тебя бежит и

слышишь ты над кроной высоко в небе

топот созвездий.

Так Тумас стал Транстрёмером, и Стокгольм отправил поэта в свободное плавание.

Свен Линдквист в действии

Текст был написан для выступления на мероприятии, посвященном творчеству Свена Линдквиста и организованном шведской Конфедерацией профсоюзов (Arbetarnas Bildningsförbund, abf). Впервые опубликован в сборнике «Röster om Sven Lindqvist» (red. Bengt Göransson, Stockholm, 2003) под названием «Глядя со скамьи для жима: Свен Линдквист в действии».

Я раздумывала, как бы мне описать Свена Линдквиста, и вспомнила один эпизод – немногие могут похвастаться таким опытом.

Я видела Свена Линдквиста в тренажерном зале. Я даже видела его в действии. Дело было лет пять или шесть назад, в тренажерном зале на площади Марияторьет в Стокгольме. Я топталась на своем супернавороченном кардиотренажере, когда в зал вошел некий господин почтенного возраста. Круглые очки в тонкой оправе сидели, словно приклеенные, на середине лба. На господине были надеты серые шорты и поношенная футболка. На ногах – простые неброские кроссовки.

Наряд, возможно, не самый стильный, но господин вошел в зал с видом человека, имеющего полное право быть там. Черт возьми, да это же Свен Линдквист, подумала я. Раньше мы встречались пару раз, но по-настоящему знакомы не были. Я вспомнила, что он написал книгу «Жим лёжа» (1988). В тот же момент я поняла, что Линдквист теперь вроде бездомного пса. Ведь его старый тренажерный зал на Беллмансгатан закрылся. И вот он пришел сюда, разнюхивая новое место.

Я видела Свена, но Свен видел не меня. Он видел только мой biceps femoris на задней поверхности правого бедра, а также мой semitendinosus, не говоря уже о semimembranosus. Он смотрел, как работает подколенное сухожилие, как оно сокращается и расслабляется, снова и снова.

Свен мог убедиться воочию: я усердно работаю над собой, я не хочу быть пустым местом. «Только взгляни на своих собратьев! Вон на того типа, что ошивается на углу… О такой жизни ты мечтал? Таким ты хотел стать? Нет! Берегись, нет ничего страшнее, чем стать пустым местом! Оставь вредные привычки! Займись собой!»

Так писал Аллан Хагберг в книге «Сила и ловкость» (1937). Книга оказала сильнейшее влияние на юного Свена, в чем сам автор «Жима лёжа» и признается. Это было задолго до того, как Свен Линдквист сам начал писать книги.

«Сила и ловкость» Хагберга – не просто учебное пособие для тренировок. Это также беспощадное описание самой природы «пустого места» и воодушевляющее повествование о том, как уберечь себя от летаргического существования:

«Ты – один из этих изможденных, вечно унылых типов, чья кровь отравлена нездоровьем, чьи лица и позы отмечены печатью никчемности? Ты ноешь, как кисейная барышня, когда приходят трудности?