Выпьем кофе, купим все-таки автокресла и что ещё там нужно пацанам…

— Оу! — Вспыхивает Алина. — Да, я очень хочу!

И в следующее мгновение порывисто обнимает меня за шею.

— Спасибо! — Шепчет горячо. — Спасибо тебе, Руслан. Я не знаю, чтобы мы без тебя делали! Ты — самый лучший. Ты — невероятный!

Прижимается горячими губами к щеке и отпускает, смущенно краснея.

— Эээ… ммм…

Я смотрю на нее во все глаза, пытаясь придумать вразумительный ответ на этот перфоманс и чувствую, что кончики ушей начинают чесаться. Я смущен?

— Да нормально все! — Выдавливаю, прокашливаясь, и перехватываю у Алины коляску, чтобы скрыть свое растерянное состояние. — Давай лучше я здесь повезу. Через сугробы…

Ещё через десять шагов выясняется, что мне нужно предложить соседке руку для комфортного передвижения по тротуару. Иначе — она точно растянется и что-нибудь себе сломает.

— Как вообще тебе это в голову пришло? — Ворчу. — Купить зимнюю обувь на каблуках?!

— Ну я же не думала, что мне придется гулять, — покаянно отвечает соседка. — А для офиса они очень удобны с юбками.

— От твоего офиса одни проблемы, — продолжаю негодовать.

По итогу в торговом центре мы покупаем не только вещи детям, но ещё и добротные дутики для Алины. Она, конечно, отказывается, объясняя это тем, что с работой ничего не ясно. Эта покупка ей сейчас не по карману и вообще…

— Это вложение в мое спокойствие, — бескомпромиссно оплачиваю я обувь на кассе. — Что я буду делать, если завтра ты упадёшь и сломаешь руку?

— Хорошо, уговорил! — Сдается соседка.

Я может быть, так бы не настаивал, если бы не увидел, как они на самом деле ей понравились. Модные, серебряные. И шикарно подходят под ее шапку.

Алина идет и украдкой любуется пакетом.

Потом мы вместе делаем покупки в продуктовом и постоянно о чем-то говорим. Нет какой-то особой темы. Обычная болтовня без флирта и намеков, но от нее так хорошо на душе, что я впервые за очень долгое время чувствую себя «на своем месте где-то, кроме работы».

Честь готовить ужин выпадает мне. Алина возится с малышами. Купает их, дает лекарства, мажет. Порывается уйти к себе, чтобы дать мне выспаться перед работой, но сбегав к себе в квартиру, признает, что возвращаться ещё рано. С закрытыми окнами гарь ещё чувствуется, а с открытыми — там просто ледник.

На удивление, возня и постоянное движение в квартире меня не раздражают, хотя раньше бесило даже то, что женщина могла взять мою чашку. Может быть, все дело в том, что с Алиной это приправлено уютом? Или дело в ее абсолютной неконфликтности?

Приловчившись ещё ночью делить пацанов на двоих, мы ужинаем макаронами по флотски, а потом, продолжая кормить, дорвавшихся до еды детей, даже умащиваемся на диван перед телевизором и просто перебираем каналы, ища, что бы посмотреть.

Зависаем на старой американской комедии. Расслаблено растекаемся. Это на самом деле так круто, когда вроде бы, рядом с тобой женщина, но вы оба напрочь лишены мотива что-то из себя изображать, поэтому всем просто хорошо.

Но когда заканчивается фильм, мы неожиданно обнаруживаем, что сидим слишком близко даже для родителей двоих детей.

У меня в голове начинает пульсировать навязчивая мысль о поцелуе.

Не о страстном, который отключает мозги, а о таком, который даришь близкому человеку на ночь и идешь смотреть свои сны, уверенный, что утром тебя ждёт точно такой же поцелуй.

И чтобы этого не да Бог не случилось, я очень быстро кладу спящего ребенка в коляску и смываюсь в душ.

Там я останавливаюсь напротив зеркала, смотрю своему взъерошенному, раскрасневшемуся отражению в глаза и задаю самый главный вопрос:

— Хабиров! Какого хрена ты делаешь?

Сердце грохочет в ребра.

Ты чего, капитан? Влюбился?

Да нет, глупости. Просто слишком долго был один.

Глава 22

Алина

Возвращаться на работу непривычно. И, вроде бы, все также — проходная, вахтер Виталий, уборщица тетя Тоня, девочки из архива возле кофе аппарата… Но в тоже время будто что-то поменялось.

И я подозреваю, что это «что-то» поменялось именно во мне.

Упала степень важности всей этой возни. Бумажки. Совещания. Тендеры. Что они значат перед здоровьем двух малышей?!

Ни-че-го.

С сочувствием придерживаю лифт для молодой девушки с кучей папок в руках. Я ее не знаю, но взмыленному виду понимаю, что пришла она точно не к девяти, как я.

Смотрю на часы и присвистываю. Даже не к девяти. А практически к половине десятого. Вот это я сегодня саботажник! Но в декрете могу себе позволить.

Я даже выгляжу сегодня иначе! Волосы распущены, вместо пиджака и брюк надето вязанное платье — ничего общего с той серой мышью, о которой говорил сосед! Потому что больше не боюсь, что мой начальник увидит во мне женщину за профессионалом. Он у нас всеядный. Лишь бы был не мужик…

Игнорируя свой бухгалтерский этаж, я сразу поднимаюсь выше в отдел кадров.

Нацепляю самую милую улыбку и иду сдаваться делопроизводителям.

— Доброе утро дамы, с праздниками вас, — захожу к ним, выуживая из сумочки коробку конфет. Кладу ее на стол.

Женщины удивлённо замирают с чашками растворимого кофе в руках.

— Алина Дмитриевна? — Оживает первой Божена Львовна. — Вы с ночной смены? Раньше десяти часов ничего заверить не смогу. Печать в сейфе.

— А мне и не надо, — пожимаю плечами. — Я пришла написать заявление на декретный отпуск.

— Вы? — Оживает самая известная сплетница София Львовна. — Мы даже были не в курсе, что вы ждете малышей. Помним, что только свадьба расстроилась…

Они дружно впиваются взглядами в мой живот, надеясь рассмотреть признаки его роста.

А я, чуть не прыснув со смеха, кладу им на стол две копии свидетельств о рождении.

— Вот, уже родились мои парни. Чуть раньше срока. Двойня. Поэтому заранее уйти в декрет у меня не получилось. То отчеты, то налоговая… Сами понимаете.

Женщины пускают документы по кругу, вчитываясь в строчки.

— А фамилия у вас такая же осталась? — Как бы невзначай интересуются Божена Львовна.

Вот язва!

И раньше я бы пустилась в оправдания, что мы пока вот не женаты, поэтому фамилию мужа я не взяла, но сейчас просто выдаю улыбку и пожимаю плечами.

— Да, фамилия у меня своя.

Под внимательными взглядами и попытками неловких вопросов я пишу заявление.

То, что непременно бы меня ранило и заставило рыдать в туалете, больше не вызывает никаких эмоций кроме снисходительных. Нет, ну а чем ещё заниматься в женском коллективе целый день? Когда они даже о проветривании не