Руки тряслись, мысли путались, в душе у Полины творилось черти что. Царил убойный коктейль из радости, эйфории, страха, обиды, неверия. Даже ревность была, что уж скрывать.

Поля ринулась в ванную комнату. Не закрыв двери на защелку, торопливо умылась, потянулась к полке с косметикой.

Пальцы не сумели удержать какой-то флакончик, когда Поля осознала, что в ее спальню кто-то вошел. Нет, не «кто-то», а Слава. Полина точно знала, что это он – Вратислав Барновский.

Более того, она чувствовала, что он стоит прямо за дверью. На расстоянии вытянутой руки. Нужно всего лишь толкнуть деревянную преграду, и Полина увидит любимого мужчину.

А дальше что? Поговорят? Выскажутся... Нет!

А дальше она подумает потом.

Поля шагнула ближе. Толкнула дверь. Прикусила щеку изнутри, чтобы не выдать свои эмоции.

В центре комнаты стоял Слава. Поля моментально подметила, что темные круги под глазами и морщина меж бровей ей не померещилась. Слава выглядел очень уставшим, напряженным, взвинченным.

Полина сделала крохотный шажок, а Слава уже преградил ей путь. Должно быть, мужчина решил, будто Поля собралась сбежать. Так?

– Поля, хватит от меня бегать. Давай уже все решим, здесь и сейчас! – залпом выдал Барновский и следом, без перехода, угрюмо потребовал: – Ты плакала? Кто тебя обидел?

Поля покачала головой. Что им решать? Им ведь определенно есть что решать? Однако Поле казалось, что ее мозги сейчас очень сильно буксуют. Отказываются шевелиться и думать. Зато слезы из глаз полились настоящим потоком.

Господи, какая же она дурочка, рвет по пустякам и не понимает простых вещей!

– Поленька, не плачь, пожалуйста, – очень тихо пробормотал Слава, а Полина видела, как его большие и теплые ладони потянулись к ней.

Она залипла на этих руках... Какие же они у Славы... Любимые!

Она влетела в его объятия прежде, чем взвесила все «за» и «против». Судорожно и жадно втянула носом воздух. Вцепилась пальцами в ткань пиджака. Ощутила, как ее ноги отрываются от пола. А Слава крепко держит ее, вжимает в свое большое и сильное тело.

И дышит, обжигая ее плечо и шею горячим дыханием.

Дыши, любимый, дыши...

Поля, точно мантру, повторяла эту фразу вновь и вновь, будто мысленно посылала Славе сигнал, уговаривала его сердце стучать размеренно.

– Я не могу так больше, Полина, – услышала она его хриплый голос, – без тебя не могу. Решай, или ты со мной, или...

– Или что? – так же тихо шепнула Архипова, всхлипнув.

– Я не хочу думать над этим вторым «или», – услышала она приглушенный голос Славы.

Поля улыбнулась. Обхватила ладонями лицо любимого, развела пальцы, касаясь щек, скул, висков.

– И не нужно, – сквозь слезы выдохнула Полина.

Должно быть, Архипова сошла с ума. У нее в голове образовался какой-то странный вакуум. Ни единой мысли. Осталось только желание обнимать Славу. Потребность в нем вышла на первый план. И Поле казалось, что если прямо сейчас, в эту самую секунду, им помешают, то она просто умрет.

– Я тебе врала, Слава! – чуть громче заплакала Архипова. – Все не так! Все совсем не так, понимаешь?

Сквозь слезы она видела, как меж мужских бровей складка стала еще глубже, как в одну прямую линию сжались твердые губы, как потемнел взор любимого.

– Я не должна была тебя обзывать, – продолжила Архипова, не сумев сдержать слез, – я просто хотела ранить тебя больнее. Но на самом деле я так не думаю. Ты не сволочь, Слава, и не врун. И не... Я не ненавижу тебя!

– Ох, Поля моя, Поленька, – выдохнул Барновский и принялся усерднее вытирать слезы с мокрых щек. – Глупости это все. Ну сказала, и сказала.

– Нет, не глупости, Слава! – возразила Полина. – Прости меня, Слава! Я ... довела тебя до больницы. У тебя же сердце.

– У всех сердце. Раз болит, значит, на месте, – хмыкнул Барновский и обхватил голову Полины, подтянул выше, заставил смотреть в глаза, – Поленька, давай все с нуля начнем? Сначала. Ты и я.

– Слава..., – выдохнула Архипова.

Он потянулся к ее губам, бережно прижался к ним своим ртом. Полина, признаться, ждала чего-то откровенного, жадного, неистового. А от этой щемящей сердце нежности все стало только хуже. Вернее, лучше!

Ноги уже не держали ее. Хорошо, что с этой функцией успешно справлялся любимый мужчина. Но Полине было всего этого мало. Казалось, будто драгоценные минуты наедине со Славой утекали в пустоту.

– Слава! – вновь прошептала Архипова и прижалась к крепкому мужскому телу.

Он ведь должен понять ее? Прочитать мысли? Увидеть в ее глазах то, о чем пока еще стыдно говорить вслух?

– По-ли-на! – по слогам выдохнул Слава

– Слава, – торопливо зашептала Архипова, краснея, – у нас ведь есть... есть почти полчаса...

– Белый за дверью. Никого не впустит, – кивнул Барновский.

– Он там? Нет, так нельзя. Так только хуже, – тряхнула головой Поля и надавила на мужские плечи ладонями, заставляя Славу разжать руки.

– Не пущу! – возразил Барновский.

Поля улыбнулась. Привстала на цыпочки. Мимолетно коснулась губами мужского рта. И пока Слава, судя по взгляду, переваривал ее поступок, выбралась из крепких рук.

Приоткрыв двери, Поля наткнулась на хмурого Федора. Белявский закрывал своей громадной фигурой коридор. Заодно мужчина еще и привлекал к себе кучу внимания со стороны семьи. А Полина не хотела бы стать гвоздем программы в день свадьбы друга и племянницы. Хотя, говорить и по-доброму обсуждать родные, конечно же, будут. Но это все потом, после.

– Федор Львович, а вы не могли бы организовать пункт наблюдения в другом месте? Пожалуйста, – попросила Поля, улыбнувшись.

– Вообще-то я при исполнении, Полина Владиславовна, – нахмурился Белый.

Поля хотела бы и дальше что-то сказать личному телохранителю Барновского, но не успела. Крепкая рука перехватила ее поперек живота, а за плечом раздался негромкий голос:

– Федь, все в порядке.

Полина видела, как Белый, усмехнувшись, кивнул. Девушка не стала провожать его широкую спину взглядом. Закрыла дверь и провернула ключ в замке.

Окна были зашторены, двери заперты, свет приглушен. И Слава здесь, рядом с ней, обнимает ее крепко и бережно.

Поля тряхнула головой и принялась стягивать пиджак с широких плеч. Следом улетел галстук. Крупные и горячие ладони Славы не остались в бездействии. И вот уже Полина оказалась перед любимым в одном лишь белье.

– Ты