в отделении интенсивной терапии все еще вызывает у меня мурашки по спине.

— Я не могу перестать думать о ней, — признаюсь я, мой голос наполнен смесью страха и разочарования. — Она такая маленькая, и мое сердце разбивается, когда я вижу, как она страдает.

Саша протягивает руку и нежно кладет ладонь мне на плечо. — Я знаю, Катя, — бормочет он с сочувствием в голосе. — Мы должны верить, что она справится. Она боец, как и ее отец.

Его слова вселяют в мое сердце надежду, но неуверенность все еще остается. Я знаю, что мне нужно как-то отвлечься, поэтому решила приготовить еду. Кулинария стала для меня терапевтическим занятием, способом найти утешение в знакомых ритмах измельчения, перемешивания и тушения.

Пока я стою на кухне, все, казалось, ускользает у меня сквозь пальцы. У меня дрожат руки, и даже самые простые задачи становятся сложными. Котлеты зашипели на сковороде, и я не могу сдержать разочарованный вздох, когда они подгорают.

Саша, должно быть, заметил мою борьбу, потому что быстро схватил телефон и заказал доставить еду на дом. — Тебе нужно поесть, — мягко настаивает он, его глаза полны беспокойства. — Нам обоим нужно.

Я слабо кивнула, понимая, что потеряла аппетит. Ком в горле, казалось, растёт с каждой секундой, делая почти невозможным проглотить даже кусочек пищи. Но я знаю, что Саша прав — мне нужно подкрепиться, хотя бы для того, чтобы сохранить какое-то подобие сил в эти трудные времена.

Пока мы ждали, когда принесут еду, между нами повисла неловкая тишина. Тяжесть наших забот повисла в воздухе, и неудобства нашего брака по принуждению стали более ощутимыми, чем когда-либо. Несмотря на наше растущее понимание и общую заботу о Маше, между нами все еще существовало внутреннее напряжение, коренящееся в нашей первоначальной неприязни друг к другу.

— Не могу поверить, что теперь это наша жизнь, — бормочет Саша с явным разочарованием в голосе.

Укол обиды нахлынул на меня, я знаю, что споры ничего не решат. Вместо этого я глубоко вздыхаю и отвечаю:

— Я знаю, что это не идеально, но мы должны извлечь из этого максимум пользы. Ради Маши.

Саша вздохнул, проведя рукой по волосам. — Ты права, — признает он. — Маша — светлая душа в нашей и без того небольшой семье. Мы должны сделать все возможное, чтобы поддержать ее.

Как только он произнес эти слова, у него зазвонил телефон. Звонили из детской больницы, сообщили о состоянии Маши. Лицо Саши напряглось от беспокойства, когда он ответил на звонок, его голос был полон срочности и беспокойства. Я только могу представить, какой поток эмоций захлестнул его, когда он слушал голос на другом конце провода.

— Я с ума сойду, — прорычал Саша, повесив трубку. — Они сказали, что она пока стабильна, но… Мне нужно быть там. Мне нужно увидеть ее своими глазами.

Я протягиваю руку, положив ее Саше на запястье. Когда наши взгляды встречаются, я вижу в его взгляде отражение страха и решимости. Возможно, мы были неэтичными партнерами в фиктивном браке, но в этот момент нас объединила общая любовь к Маше.

— Мы пойдем вместе, — твердо говорю я, мой голос полон решимости. — Мы бок о бок столкнемся с любыми трудностями, которые встретятся на нашем пути.

Саша кивнул, его хватка крепче сжала мою. В этот момент во мне забрезжил луч надежды. Я понимаю, что мои эмоциональные скачки не идут мне на пользу. Хотя путь впереди, несомненно, будет трудным, мы встретим его вместе, поддерживая друг друга на каждом этапе пути. И когда мы отправимся в неизвестность, наши сердца будет питать непоколебимая любовь к Маше, маяку, который ведет нас сквозь бурю.

Глава 41

Александр.

Жена выхватывает ключи от машины у меня из рук, ее голос пробивается сквозь окружающий меня туман.

— В таком состоянии ты никуда не поедешь, — эхом отдаются в ушах слова Кати. Такое ощущение, что я погружен в бочку с водой, дезориентированный и онемевший. Кивнув головой, я неохотно отхожу от машины.

— Саша, тебе тоже надо поспать, — тихо шепчет жена, на ее лице застыло беспокойство.

Я устало усмехнулся, игриво уткнувшись носом в ее макушку. — Да, и тебе тоже, — отвечаю я усталым голосом.

Мы возвращаемся к дому, каждый шаг отягощен тяжестью усталости. Недавно заказанная еда лежит на кухонном столе нетронутой, но мы набираемся сил, чтобы убрать ее в холодильник. В тишине мы удаляемся в свою спальню, рухнув на кровать.

Эмоции бурлят во мне — смесь беспокойства, страха и непреодолимого чувства беспомощности. Мысли о Маше, моей племяннице, поглощают мой разум, когда я лежу рядом с женой. Сон ускользает от нас обоих, пока мы лежим там, наши тела физически истощены, но наши мысли бьются в тревоге.

Глаза Кати блестят от непролитых слез, отражая боль, затаившуюся глубоко в моем сердце. Мы переплетаем пальцы, находя утешение в прикосновении, которое связывает нас вместе. Наша любовь к Маше связывает нас таким образом, что выходит за рамки нашего брака по принуждению.

— Я не могу перестать думать о ней, — признается Катя дрожащим от хрупкой ранимости голосом. — Она так молода, и мое сердце разбивается, когда я вижу, как она страдает.

Я нежно сжимаю ее руку, предлагая то немногое утешение, на которое я способен. — Я знаю, Катя, — отвечаю я, и мой голос наполнен смесью сочувствия и решимости. — Но мы должны верить, что она достаточно сильна, чтобы справиться с этим. Она боец, как и ее отец.

Ее глаза встречаются с моими, ища успокоения среди суматохи. Надежда мерцает в глубине ее взгляда, смешиваясь с тенями неуверенности. Мы разделяем безмолвное понимание, зная, что одна наша любовь не может исцелить Машу, но она может обеспечить непоколебимую поддержку, в которой она нуждается.

Ночь тянется, тяжесть беспокойства давит на нас, отказываясь дать передышку. Каждая проходящая минута кажется вечностью, пока мы лежим, цепляясь друг за друга в безмолвной солидарности. И когда усталость окончательно овладевает нами, мы засыпаем с мыслями о Маше, моей любимой племяннице, выгравированными на ткани наших снов.

Глава 42

Екатерина.

Утро приходит с ощущением безотлагательности, вытаскивая нас из глубины сна. Будильник издает свою пронзительную мелодию, будя нас. Я тянусь к телефону на прикроватной тумбочке, экран освещает темноту комнаты. Голос Саши прорезает утреннюю «дымку», когда он набирает номер детской больницы, ощущая тревогу.

Я внимательно слушаю односторонний разговор, мое сердце колотится в груди. Меня наполняет облегчение, когда Саша подтверждает, что состояние Маши остается стабильным. Это небольшая передышка среди бури неопределенности,