Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Так не может долго продолжаться. Ты обязана удовлетворять желания гостей, не спорить и не противоречить им, а делать в точности то, чего они от тебя требуют. Ты должна быть податливой.
Марьяна обещает, но обещанного не выполняет. К Хуго она относится заботливо, приносит ему украшенные овощами бутерброды, а если у нее нет гостей, приглашает его к себе в постель. Эти часы для него – самые прекрасные.
Изредка ему удается разговорить ее, и она рассказывает ему о своей жизни и о том, что она называет „работой“. Ее работа, как она говорит, самая презренная в мире, и она намеревается когда-нибудь начать жизнь сначала. Если она отучится от коньяка, то сможет вернуться к нормальной работе.
Как-то вечером она сказала ему:
– А теперь ты побалуй меня.
– Чем?
– Выкупай меня, как я тебя купаю. Марьяне требуется немножко баловства.
– С удовольствием, – ответил он, не зная, что это подразумевает.
Всего за несколько минут она наполнила ванну горячей водой, сняла с себя одежду и сказала:
– Теперь я в твоих руках, балуй меня.
Сначала он вымыл ей шею и спину. Внезапно она выпрямилась и сказала:
– Вымой все, и грудь тоже.
Он мыл ее, и это было будто во сне: смесь удовольствия и страха.
Теперь он видел, какая она большая и полная, какие у нее длинные ноги. Когда он вытер ее, она надела ночную сорочку и сказала:
– Никому не рассказывай, это будет наш с тобой секрет.
– Я буду хранить его, клянусь.
– Я научу тебя еще всяким приятным вещам.
Всю ночь он проспал в Марьяниных объятиях. Было тихо и приятно, но сны его были ужасными. Солдаты ворвались в чулан, и он попытался выскочить через лаз, который Марьяна показала ему, но он был слишком тесным, и ему не удалось выползти. Солдаты стояли и смеялись, их смех был злобным и глумливым. В конце один из солдат подошел и наступил на него своим сапогом. Он почувствовал, как каблук вонзается в него, и хотел закричать, но рот его был заткнут.
Марьяна ушла в город и забыла принести ему молока. Жажда и голод мучили его, но он был так переполнен удовольствием прошедшей ночи, что много часов провел в приятных видениях. Теперь он отчетливо вспомнил стройные каштановые деревья, росшие вдоль улиц, их толстые листья, их цветы, плоды, падавшие с деревьев в конце лета так, что зеленая кожура трескалась о мокрый тротуар. Ему всегда нравилось трогать коричневые блестящие каштаны. Как-то он говорил об этом с Анной. Она тоже считала, что в каждом плоде, в том числе и в том, который мы едим, есть нечто чудесное, и неудивительно, что соблюдающие религиозные традиции люди произносят над ними благословение.
Пока он утешал себя тем, что ночью снова будет спать с Марьяной, дверь чулана отворилась, и в ней показалась Виктория. Он уже выкинул было ее из головы, но вот она тут как тут – низкая, округлая, с румяным лицом и короткими пальцами, будто только вынутыми из кипятка.
– Ты что делаешь? – спросила она, будто застала за чем-то недостойным.
– Ничего, – ответил он, желая избавиться от ее взгляда.
– Ты молишься?
– Да.
– Что-то по тебе не похоже.
– Я целую амулет, – сказал он и прикоснулся висевшему на шее крестику.
– Это не амулет, а святой крест.
– Спасибо за поправку.
– Не благодари, а исполняй.
Без дальнейших слов она заперла дверь чулана, и Хуго стало ясно, что при первом же подходящем случае она выдаст его.
27
Марьяна пытается бросить пить, но безуспешно. Она признается, что если проведет день без коньяка, то голова ее раскалывается, а по телу будто скребут железной скребницей для лошадей. Без коньяка мир превращается в ад. Уж лучше умереть.
– Ты обязана бросить пить, – убеждает ее женщина с начальственным голосом. – Ты симпатичная и привлекательная женщина, мужчинам ты нравишься, но они не любят, когда ты пьяная. Ты обязана бросить пить и делать то, чего гости требуют от тебя. Это наша профессия, наш заработок.
Марьяна обещает, но обещания не держит. Гости кричат на нее и колотят ее. Хуго уже видел синяки у нее на теле, и сердце его сжималось.
– Один ты меня понимаешь, – сказала Марьяна и обняла его, – один ты не бьешь меня, не издеваешься надо мной, не обзываешь меня мерзкими словами и не приказываешь мне делать всякие гадости.
Похвалы, которые Марьяна расточала ему, смущали его, но он понимал, что теперь Марьяна нуждается в какой ни есть поддержке.
– Ты избавишься от этого, ты красивая, и все тебя любят.
– Ты ошибаешься, мой миленький, все выжимают из меня соки, издеваются надо мной, а потом еще жалуются на меня.
– Мы сбежим отсюда, – попытался схитрить Хуго.
– Куда бежать-то? Дом моей покойной матери вот-вот развалится, а что было в нем – украла моя сестрица.
– Мы будем вместе работать на кухне, – выпалил Хуго, не зная, как такое можно устроить.
– Дорогой мой, никто не возьмет меня на работу. Эта профессия – Каинова печать не только на моем лбу, а на всей мне и на всю жизнь.
Марьяна боится, а Хуго почему-то нет. Она это чувствует и говорит:
– Что бы я без тебя делала?
Как-то она как бы нечаянно сказала ему:
– Евреи более деликатные.
– Чем кто?
– Чем другие люди. Если ты думаешь, что немцы вежливые, так ты очень ошибаешься. Они набрасываются на женщину, будто дикие животные. Только евреи подходят к женщине с осторожностью, обнимают ее и нежно целуют, покупают ей бутылочку духов, пару шелковых чулок и дают ей немножко наличных, чтоб она могла себя побаловать.
– У тебя было много еврейских приятелей? – спросил он и тут же пожалел о своем вопросе.
– Студенты в основном. Их тянуло ко мне, а меня тянуло к ним. Один студент даже предложил мне выйти за него замуж. А я побоялась. Сказала себе – он образованный, будет адвокатом, а я кто? Я ничто. А кроме того, неевреи с евреями не женятся.
– Почему?
– Потому что каждый верит в разное.
– Мы не религиозные.
– Я знаю.
Однажды ночью, теплой и тихой ночью, из Марьяниной комнаты послышались сердитые голоса. Марьяна клялась Богом-отцом и Богом-сыном: „Сегодня ни единой капли коньяка в рот не взяла. Целый день боролась с собой, чтобы не выпить, и не выпила“.
Ее клятвы не возымели действия. Мужчина настаивал, что от нее воняет коньяком, а если от женщины воняет, он с ней не ляжет. Слова мужчины вывели ее из себя, и она закричала истошным голосом. Мужчина ударил ее по лицу и вышел из комнаты.
Прошло совсем немного времени, и женщина с начальственным голосом известила Марьяну, на этот раз без увещеваний и разговоров по душам, что она уволена и в течение двух дней должна освободить комнату.