— Прости, — шепчу еле слышно и двигаюсь в сторону парадной.

Он обгоняет и проникает внутрь первым. Движется уверенно, но немного резко. В доме всего пять этажей, и мы поднимаемся по лестнице на самый верх.

Когда дверь открывается, в нос ударяет запах пластика и краски. В моей новой квартире пахло так же, когда переехала. Он включает свет в прихожей и я вижу свое отражение в огромном зеркальном шкафу.

Растерянно касаюсь испачканной кровью щеки, а после перевожу взгляд в сторону. Рукав его футболки полностью алый. Тягучие струи оплетают руку кровавым кружевом.

— Пожалуй, я первый искупаюсь, — замечает мою реакцию и исчезает в глубине квартиры.

Спустя пару мгновений, двигаюсь в том же направлении. Интуитивно нахожу выключатели. Разгоняю сумрак мягким светом. Две комнаты. Гостиная и спальня. Светлые и лаконичные. Ещё один гостиничный номер, только более комфортабельный. Нахожу кухню и движусь дальше на шум льющейся воды. Дверь приоткрыта, лишь помогаю ей открыться полностью. Белый кафель ванной комнаты и раковина уже испачканы кровью.

Пуля попала в плечо. Вижу рану со стороны спины, но не замечаю пулевого отверстия спереди, в отражении зеркала. Пытаюсь отключить эмоции и рассуждать профессионально. Когда-то я давала клятву, пусть и дня не работала доктором.

— Нужно достать, — констатирую очевидный факт.

— Чего, блядь?

Оборачивается, словно только сейчас замечает моё присутствие. Продолжает нещадно потрошить аптечку, высыпать содержимое в раковину. Он на взводе, явно взбешён.

Поворачивается спиной к зеркалу, пытается растянуть пальцами рану, а после изо всех сил бьет ногой в ванну, так, что низкий гул на мгновение глушит.

— Можно я? — делаю неосознанно шаг вперёд, — попробую...

— Что попробуешь? — спрашивает насмешливо — ещё раз разрыдаться?

— Достать пулю.

— Не маячь, — отворачивается, но теперь моя очередь хватать его за запястье.

Зажмуриваюсь ожидая удар, но после беру себя в руки и встречаюсь с ним взглядом.

— Я медик, а тебе все равно не дотянуться, — выношу вердикт.

Вижу как ему не нравится все происходящее. Как подобно смерти признать слабость. Но я тоже преследую собственный интерес. Не бросаю попыток выторговать к себе человеческое отношение. Не теряю надежду заставить зверя чувствовать долг.

— Удиви, — сдается, но побежденной себя чувствую все равно я.

Он опускается на пол, но по прежнему кажется, что продолжает возвышаться.

Перебираю содержимое аптечки, натягиваю перчатки. Невесомо касаюсь открытой раны. Дезинфицирую зияющую дыру спиртом. О том, что он способен испытывать боль, говорят лишь напряжённые мышцы спины. Ничего больше.

В теории все казалось намного проще. Просто отключить эмоции. Засунуть палец внутрь, нащупать пулю и достать ее из аккуратного продольного отверстия. В реальности встречаюсь с рваной раной с натуральным фаршем внутри, откуда постоянно сочится кровь. Мысленно рисую скелет человека, пытаюсь предугадать траекторию злосчастного металла. Допускаю что пулю задержала мышца, а не кость. Можно сказать, надеюсь на это. Потому что доставать осколки повреждённых костей мне кажется вообще невыполнимой задачей. Задерживаю дыхание и аккуратно ввожу палец.

Даже представить не могу какую боль причиняю, но мой пациент по-прежнему не издает ни единого звука. Машина. Робот. Начинаю злиться, оскорбляет это пренебрежительное отношение. Даже подумываю все бросить, но палец нащупывает твердый металл.

— Сука, — качает головой и смеётся, когда хватаю в руки пинцет, и поливаю его спиртом.

— Я ее нащупала, сейчас достану, — скорее сама себя успокаиваю, чем его. — Кость не задета, должно легко все выйти.

Болтаю без умолку, чтобы не позволить говорить ему. Боюсь, что если в очередной раз услышу что-то нелицеприятное в свой адрес, потеряю и без того шаткий контроль.

Раздвигаю пальцами края раны, ввожу пинцет вглубь по раневому каналу, цепляю искорёженную пулю и вытаскиваю.

Наверное позже я смогу собой гордиться. Похвалить себя за способность абстрагироваться в подобных условиях, но сейчас просто действую на автомате. Разжимаю пинцет. Метал звякает о перепачканный кафель. Очищаю видимые участки, проверяю как могу, чтобы внутри не осталось частей ткани или прочего мусора, который затолкал выстрел. Промываю рану водой, накладываю стерильную повязку, судорожно пытаюсь вспомнить не упустила ли я какой либо важный пункт в собственном списке. Только сейчас позволяю эмоциям проснуться. Осознать, что касаюсь пальцами не лабораторного материала, а живого человека.

— Больно? — зачем-то спрашиваю.

Наверное потому, что не верю в самообладание такой силы. Ураган не остановить, а цунами не предупредить.

Я несколько раз уже была свидетелем того, как он выходит из себя. В доме, когда держал пистолет прямо у моей головы, вжимал дуло в мою кожу... Страшно вспоминать. Отвожу взгляд.

— Нормально, — отвечает он, — я хочу принять душ.

Поднимается с пола и заходит в душевую кабину.

— Ты будешь смотреть?

— Извини, — прихожу в себя и поспешно выхожу из ванной комнаты.

Слышу как он включает воду, сажусь на мягкий кремовый диван. Можно ли считать, что я отплатила ему за свое спасение? Быть должной этому чудовищу я не хотела. Потому что вряд ли у меня получится отдать ему долг.

Он выходит из душа когда я уже почти смогла расслабиться и забралась на диван с ногами. При его виде вскакиваю и поправляю спутанные волосы. В голову некстати приходит мысль о внешнем виде. Я уже несколько дней не была в душе, не расчесывалась и не красилась.

— Твоя очередь, — говорит.

Читает мысли? Проходит к комоду, открывает его и стаскивает с бедер полотенце.

Дальше не смотрю, направляюсь в ванную. Закрываю дверь, но понимаю насколько это бессмысленно. Его только что ранили, а он ведет себя так, будто ничего не произошло. Что ему стоит вырвать эту дверь из петель? Ничего.

Смотрю на себя в зеркало и успокаиваюсь. Выгляжу отвратительно. Ко мне сейчас можно испытывать только жалость и отвращение. Становлюсь под ледяную струю душа, которую никто так и не выключил.

Тут же становится невыносимо холодно и я дрожащими руками переключаю смеситель. Ледяной поток сменяется теплым.

Синяки, ссадины, которые он оставил на моем теле, начинают отзываться болью. Истерзанное наручником запястье печет.

Опираюсь на стеклянную стену душа и просто стою, наслаждаюсь звуком воды.

Если закрыть глаза, можно ненадолго убедить себя что это теплый летний дождь, а я маленькая и босоногая бегаю по улице. Мама зовет меня, но я не слышу. Ничего не слышу. Мне весело и я смеюсь.