— взгляд Аэй блеснул жадностью. Но не алчной, а той, что испытывает заблудившийся в пустыне, услышавший историю о оазисе. — В тех песнях рассказывают, что ты отомстил за гибель родных и потерю дома. Так ведь?

Перед внутренним взором Хаджара проплыли лица всех тех, кого он оставил за спиной.

— Отомстил, — кивнул он.

— И это…

— Ничего не поменяло, — перебил Хаджар. — Все они — мертвы. А мой дом — остался в моих же снах и воспоминаниях. Ничего не поменялось, Аэй. И не поменяется. Теперь у тебя всегда будет край в сердце, где ничего, кроме пустоты. И чем скорее ты к этому привыкнешь, тем скорее сможешь начать учится его не замечать.

— Не замечать? Как можно не замечать это? — она ударила себя кулаком о грудь. — Я… я… будто задыхаюсь, генерал. Иногда мне кажется, что вот-вот и я не смогу сделать вдох. И не потому, что не могу, а потому… потому… что не хочу.

Горячие слезы упали с её щек на землю. Затем она резко выпрямилась, подошла к Хадажру, обхватила его за шею, притянула к себе и впилась губами. Так же жадно. Так же с надеждой и ожиданием.

Хаджар не отстранился.

Просто потому, что знал, что и это не…

— Не помогло, — сама Аэй разорвала объятья и сделала шаг назад. — Я думала, что… думала.

Хаджар прекрасно знал о чем она думала. Он видел сотни, если не тысячи подобных ей в борделе. Он играл для них на Ронг’Жа и смотрел, как люди пытались заполнить пожиравшую их пустоту другими людьми, но в итоге — лишь подкармливали собственного зверя. Или надзирателя. Или узника.

Мысли, почему-то, свернули в сторону запертого в его душе Черного Генерала.

То видение, запертое Пеплом в камне-свитке. Что оно означало? Что такого осознал древний маг в стремлении Врага разрушить мир? Что-то большее, чем месть Седьмому Небу за разрушенную жизнь, эпохи рабства и уничтожение того единственного, что смогло хоть немногим закрыть дыру в душе бога, пытающегося стать смертным?

— Может тебе станет проще, если ты пообщаешься с Ицией, — Хаджар убрал свиток в пространственное кольцо и направился к лагерю. — Она поймет тебя. Может даже лучше, чем ты — себя.

Хаджар уже почти шагнул на тропу ветра, как его запястья сжали холодные, твердые пальцы. Натруженные и крепкие. Покрытые шрамами и мозолями.

— Война, генерал… война — это страшно?

Хаджар обернулся. Как много терзало душу несчастной, на чью голову за несколько дней свалилось то, что большинство не переживают и за целую жизнь. И… почему Хаджару, на мгновение, показалось, что это не она старше его на десятки веков, а наоборот?

Где-то в вышине ударили боевые барабаны. Засвистели стрелы. Взрывы техник, пушечных ядер и заклинаний на мгновение оглушили, чтобы уже через удар сердца слух пронзил свист летящих стрел, стоны раненных и крики мертвых. Хаджар когда-то верил присказке про то, что мертвые не говорят. Но после первой же битвы в строю Лунной Армии, понял, что это ложь.

— Страшно, — кивнул он. — Очень.

— Даже тебе? — Аэй заглянула ему в глаза. — Песни говорят, что вся твоя жизнь — война. Ты еще не привык?

Вся жизнь… все те десятки лет, за исключением нескольких месяцев покоя под крышей им же построенного дома.

— К этому нельзя привыкнуть, — покачал головой Хаджар.

Аэй разжала пальцы и отошла на несколько шагов. В её голосе появилось недоверие:

— Ты все еще боишься умереть?

— Нет, — ни секунды не мешкая, ответил Хаджар. — Умирать не страшно, Аэй. Страшно думать о тех, кого оставишь и кто тоже начнет тонуть в пустоте. Из-за тебя. И страшно, когда умирают рядом с тобой.

Внезапно Хаджар понял, что каким бы могуществом не обладала Шепот Моря, сколько бы раз она не побеждала на турнирах Чужих Земель. Как бы ни была велика её слава дуэльного поединщика. Не важно — сколько аномалий она пережила, как часто оказывалась на коне в интригах и междоусобица сект.

Она никогда, ни разу в своей длинной жизни, измеряющейся поколениями смертных, не видела войны. Настоящей. Кровавой и грязной. Нечестной. Несправедливой. Где нет ни правых, ни виноватых. Только смерть. И немного жизни.

— Это все… неправильно, — она сжала себя за плечи и опустилась на корточки. — Война… это всегда было где-то не здесь. Где-то там, в краях смертных и мелких адептов. Но только не здесь…

Хаджар промолчал. Он не знал, что сказать. Для него война началась в тот самый день, когда он понял, что в Город не явится волшебник и взмахом руки не поднимет его с кровати, а продолжилась в тот день, когда Примус убил его отца и мать. И с тех пор — больше никогда не прекращалась.

Для него, для Безумного Генерала, война стала частью жизни. А может — она ей и являлась.

Он подошел к Аэй, опустился рядом с ней, крепко обнял, а затем отстранился и заглянул в глаза. Там, в море её очей, плескалась буря сотен переживаний.

— Если ты хочешь заглушить пустоту — иди к Иции, — прошептал Хаджар. — Но… представь, что испытывают все те, за кого ты теперь отвечаешь. Теперь они уже не твои ученики, а… твои солдаты, Аэй. И если страшно тебе, могучему мастеру Шепота Моря, то представь как страшно им.

В следующее мгновение Хаджар ступил на тропу ветру и оставил Аэй. Если он что и понял за свою жизнь, так это то, что нельзя выиграть в чужой войне…

Войне с пустотой. Каждый бьется на ней один, страдает — один, умирает — один и, если будет на то воля Вечерних Звезд, выживает — один.

Глава 1698

Глава 1698

— Хммм.

Все те, из числа отряда Шенси, кто еще бодрствовал (к ним присоединилась и Летея. Она напоила Ицию успокаивающим отваром, и та смогла, наконец, заснуть), не отрываясь смотрели на Артеуса.

— Хмммм, — в который раз повторил он, поглаживая резной посох.

Последние два часа Артеус только и делал, что многозначительно хмыкал и задумчиво мычал, рассматривая символы на свитке. Если бы Хаджар знал мальчишку чуть хуже и, если бы они вместе не противостояли детям Феденрира, то, видят Вечерние Звезды, он бы подумал, что Артеус, как и прочие маги, просто наслаждается моментом своего “всезнания”.