Решив, что смерти час пришёл.

В рыдании неугомонном

Гласа слились в единый звон.

Все, кто собрались, слёзы лили

Осознавая, что к могиле

Готовит князя хан Узбек.

Рыдал и рус, и швед, и грек164.

И выли в подлинном посыле,

Татары, что Твери служили165.

4

В седло забравшись, сдвинул брови

В сердцах озлобленный монгол.

Махнул отход. Не прекословя,

Отряд батыр тотчас ушёл.

Рванули слуги к Михаилу,

Кому стоять уж не под силу,

В кривую саклю невдали

Неровным шагом увели.

Михайла, скованный колодкой,

С трудом вместился на ночлег.

Татарский служник в речи кроткой

Поведал, что готов побег:

Коней осёдланных подставы,

В охрану горцы величавы,

А дальше на Волынь иль в Рим,

В Литву — любой путь одолим.

Князь ненадолго смежил очи.

Представил степь, галопом бег,

Свободы ветер жизнь пророчит,

Лютует позади Узбек.

А впереди Руси просторы,

И что ни конь — силач матёрый,

Не скачет, словно бы летит,

Лишь пыль от кованых копыт.

Но изменилась грёз картина,

Мечты вернули князя в Тверь,

Там за побег его безвинно

Страдают близкие теперь:

Жену влачат за косы в путы,

Детей работорговцы люты

Пленяют. Тверь во злой резне,

Горит в безжалостном огне…

Свобода? А отчизны пепел

И прах безвременный родных

Свободой может быть? Ответил:

«Бежать? А там людей моих

Орда изрежет, бросит в реки.

Такому не бывать вовеки166!».

Псалмов раскрыл родную вязь,

Всю ночь с усердьем промолясь.

5

До зорьки выскочил с постели

Глаз не сомкнувший князь Москвы.

И петухи еще не пели,

И стражи спят, словно мертвы.

Но Юрья совесть так решила,

Облегчить долю Михаила:

В торг проберётся, в том расчёт,

Там иль спасёт, или убьёт.

Но лишь успел вздохнуть свободно,

Проверить в сапоге кинжал,

Как шайка, с виду беззаботна,

Явилась. Князь Москвы узнал

В лице неясном как стихия

Черты шального Кавгадыя,

И оспой траченых как сыр

Его приближенный батыр.

«Куда идешь, коназ великий?

Не спится, так же как и нам?

Айда гулять!», и вои клики,

Разбившись ровно пополам,

Как будто невзначай закрыли

Пути для бегства. По верзиле,

По сторонам от Юрья встав,

Играя твёрдо роль застав.

Светлело. Первые ортаки

Лавчонки стали отмыкать.

У Кавгадыя мысли всяки,

Косясь на сабли рукоять,

По лику молча просквозили,

Но в их разрозненном обилье

Все ж выбрал дружеский закал.

С коня склонившись прошептал:

«Коназ, пойдём вдвоём как прежде», -

С коня прыжком на землю слез, -

«Пройдёмся в поисках надежды

Под сводом утренних небес.

Поговорим спокойно, тихо,

Поищем из проблемы выход».

Бойцам, застывшим невдали,

Махнул, те быстренько ушли.

Расстроен князь. Но не перечил.

Хоть на судьбину был и зол,

Дню эпохальному навстречу

Вослед приятелю пошёл.

Как будто что-то их водило

Вдали от муки Михаила,

Иль в том, чтоб стыд был приглушён,

И был расчётливый резон167?

Пока бессмысленно бродили

В торгу́, бесцельно и без слов,

Чертяки, что недавно с ними

Гуляли, растолкав купцов –

Задача, видно, торопила –

Стремились к сакле Михаила.

Князь, от волненья бледнолиц,

Всё понял, услыхав убийц.

Поднялся к жребию готовый,

Простив заранее врагов,

Он вышел из-под сакли крова

Лицом степенен, но пунцов,

Успев обезопасить сына,

К царице выслав Константина168.

Стоял, готов принять любой

Исход, чтоб встретиться с судьбой.

Крысиной сворой, чернь пихая,

Под ругань мерзкой болтовни,

На князя налетела стая

Людей — да люди ли они? –

Михайла схвачен за колодки.

Удар! И образы нечётки

Пред взором пляшут. Князь упал

Под хохот катов подпевал.

И вновь зверей стальные руки,

Схватив бездвижного врага,

Как будто бес взял на поруки

И злоба адская нага,

Бить продолжали. Он мольбою,

Презревши спесью родовою,

Просил простить их небеса,

Врагов спокойствием беся.

Две пары рук, схватив колодки,

Подъяв Михайлу над землей,

Размахом мощным, но коротким

Швырнули в стену. Звук глухой

Раздался, сакля задрожала.

Князь рухнул. Снова смех кагала,

Когда, ударом снесена,

На князя рухнула стена.

И в этот миг один поганец,

Откинув и́верни 169 стены,

Злодей по имени Ива́нец

Схватил за у́ши. Нескромны́

Его слова. Под стон негромкий

Стал бить страдальца об обломки.

Михайло ж тихо, видя раж,

Читал убийце: «Отче наш…».

Но смерть не шла. Устали каты.

Взахлёб