— Это прекрасно, — сказал Генрих. — А что, в Малом Мидгарде все такие, как вы, древнерожденные? Людей совсем нет?

Капунькис прыснул от смеха, а Бурунькис с удивлением посмотрел на Генриха.

— Как это нет? Полным-полно там людей. И города они построили, и в деревнях живут. Люди кругом есть. Как же без них?

— И чем они занимаются?

— Вчера вот турнир устраивали. Мы на него и спешили с Капунькисом, чтоб посмотреть.

— Турнир?

— Да. Турнир Большого Меча. Рыцарей на него собралось видимо-невидимо…

— Конечно, видимо-невидимо, — буркнул Капунькис. — Каждому хочется покрасоваться в красивеньких, блестящих доспехах! Каждый хочет получить от принцессы вышитый золотом платочек — это ведь не с драконами драться… Подумаешь, стучать по доспехам деревянными кольями. Велика храбрость…

— Ты просто завидуешь, что сам не можешь быть рыцарем, — Сказал Бурунькис. — А на самом деле турнир был хороший. Рыцари прибыли из многих королевств…

— И ничего не хороший, — Капунькис вызывающе выпятил грудь. — Чепуха одна, для детей… и таких, Бурунькис, как ты!

Бурунькис при этих словах зло засопел и стал сжимать кулачки. Чтоб предотвратить очередную драку, Генрих поспешил задать следующий вопрос:

— А скажите, у вас там что, королевства остались? В самом деле? И короли? И рыцари? Настоящие? Вот здорово. У нас давно их нет.

— Откуда ж им здесь взяться, если они давным давно перебрались к нам, в Малый Мидгард! с гордостью сказал Капунькис.

— И где же он, этот ваш Малый Мидгард?

— Это чуть повыше Хелле, царства мертвых, — ответил Бурунькис. — А если по мировому дереву ясеню Иггдрасилю забраться наверх, то попадешь прямо в Асгард, там сидят боги, а рядом с ними, в Вальхалле, все павшие воины и герои… Ты что, этого не знаешь? — удивился Бурунькис, заметив выражение лица Генриха. — Вот странно, я думал, это знают все. Ну так я тебе сейчас расскажу. Тебе как рассказать, по-нормальному или просто?

— Что значит, по-нормальному или просто?

— Это значит, что просто — это просто, а нормально — это, как в песне, как красиво.

— Давай, как в песне, — улыбнулся Генрих.

Бурунькис выпятил грудь, сделал серьезную мордашку и тоненьким голоском затянул:

Имира плоть

стала землей,

кровь его — морем,

кости — горами,

череп стал небом,

а волосы — лесом.

Из ресниц его Мидгард

людям был создан

Богами благими;

из мозга его

созданы были

темные тучи.

Бурунькис перевел дух и важно сказал:

— Я все-все песни про богов и героев помню. А Капунькис не помнит.

— Это потому, что ты задавака! — огрызнулся Капунькис. — Я тоже все помню, только не могу их вспомнить, когда надо!

— А кто такой Имир? — спросил Генрих.

— От него в мире все произошло, — сказал Бурунькис. — Когда реки Эльвагар на севере застыли льдом, из них выделился ядовитый иней, заполнивший всю мировую бездну. Из этого инея родилась корова Аудумла. Потом пламя из Муспелльсхейма (на юге) этот иней растопило, и из него родился великан етун Имир. Корова Аудумла выкормила его своим молоком: она лизала соленые камни, из которых поэтому и родился великан Бор. Из-под мышек Имира родились мальчик и девочка, а из ног его еще один мальчик. От них пошли все другие великаны-етуны, или, по-другому, «инеистые великаны». Вот как о том поется в песне:

У етуна сильного

дочка и сын

возникли под мышкой,

нога же с ногой

шестиглавого сына

турсу родила.

— Вот. А от Бора родились боги — Один и его братья. Это они позже убили Имира и создали мир Мидгард. Вначале он был один, а теперь два — Большой и Малый. Твой мир — Большой. Знаешь про дерево Иггдрасиль? — спросил Бурунькис.

Генрих отрицательно покачал головой, малыш глюм опять преобразился и снова пропел:

Три корня растут

на три стороны

у ясеня Иггдрасиль;

Хель иод одним,

под другим исполины,

и люди под третьим.

Глюм перешел на обычную речь и сказал:

— Еще в ветвях Иггдрасиля живет мудрый орел, а в самом низу этого дерева живет дракон Нидхегг. Они между собой все время ругаются, но так как друг друга слышать из-за большого расстояния не могут, то белка Рататоск грызозуб бегает по стволу Иггдрасиля и передает слова одного другому. Вот. За стенами Мидгарда — Удгард, или, как его называют некоторые умники, Ётунхейм. Жуткая пустыня! Там полно всяких чудовищ и великанов-етунов…

— А самая страшная из всех удгарцев, — перекрикивая братца, сообщил Капунькис, — это Безе-Злезе. Ох, и чудовище, говорят! Она главная богиня в Удгарде.

— Тише ты, дуралей, тише, не упоминай ее имени, — Бурунькис испуганно поежился. — Не ровен час, беду накличешь.

— Как же, накличу! — рассмеялся Капунькис. — Разве забыл, что Безе-Злезе не может из своего Удгарда пробраться в Мидгарды? Даже великаны етуны могут, а она нет. Ну, братец, ты и трус, самый настоящий трус!

— Но ведь такое раньше уже было. Забыл? Было! — попытался защититься Бурунькис. — Не зря многие бежали из Большого в Малый Мидгард: от нее спасались.

— Ерунда! — уверенно сказал Капунькис. — Это было так давно, что она уже издохла в своей пустыне. Или, что скорее всего, ее сожрал змей Ёрмунганд, что плавает в океане, окружающем землю.

— Нет, Ёрмунганд не мог ее сожрать, потому что он плавает. Ты что, думаешь, этой, — Бурунькис умышленно не назвал имя, — делать нечего, только прыгать в океанские волны? Соленая вода — не песок! — тут Бурунькис внезапно обернулся к Генриху и спросил:

— Ну, все понял?

— Приблизительно, — неуверенно повел плечами Генрих. — Но это пока неважно. А кто победил на турнире?

— Какой-то барон. Мы баронов и герцогов не очень то знаем. Это те, кто при королевских дворах живет, всех знают.

— А вот и не всех! — возразил Капунькис. — Всех знать нельзя, потому что Малый Мидгард не имеет ни конца, ни края! Каждый знает только тех, кто в его королевстве живет!

— А почему наш дед Тунькис знает имена всех соседних царей?

— Потому что он путешествовал много — вот почему! А другие путешествуют мало и поэтому ничего не знают. Я и сам бы ни за что не сунулся в болота, где полно всяких мертвецов и зубатых жаб. А как подумаю о безголовом Охотнике с его парочкой голодных волков, у меня аж мурашки по коже бегают. Туда-сюда, туда-сюда.