Мы искренне поблагодарили доброго человека, сложили свои пожитки на чердаке (сена там и впрямь было предостаточно, в него мы и зарыли меховую полость, чтобы глаза не мозолила) да и взялись за дело. После нескольких дней дороги оказаться на жарко натопленной кухне — вот это блаженство!

Ири сновала туда-сюда с веником, ведрами и тряпками, потом становилась мыть миски и кружки, мы с кухарем Дени в четыре руки стряпали немудреное угощение: густую кашу со шкварками, жаркое с подливой, тушеные овощи, — словом, все то, что можно было приготовить в большом котле и раздавать страждущим постояльцам. Большой подпол был забит мешками с тыквой и свеклой, земляным яблоком и морковью, репой и капустой, заставлен бочонками с соленьями и горшками с вареньем, увешан вязками лука и чеснока, низками сушеных грибов и яблок… Я уж молчу про муку и крупы, сыры, окорока, колбасы и прочее. Мяса и рыбы тут тоже припасли вдоволь! Хозяин определенно не бедствовал, и то — место он выбрал хлебное. Но, конечно, самые лакомые куски предназначались денежным путешественникам, а прочим, вроде нас, и каша была за счастье…

Народу тут и впрямь подзадержалось много: были и купцы с помощниками, и простые путники, даже бродячий сказитель затесался (вечерами он развлекал почтенную публику своими историями и незатейливыми песенками. Да и вовсе уж какая-то голь перекатная имелась — эти ночевали в сарае: монет у них не было вовсе, но хозяин позволял им выскребать котлы, если там что-то оставалось. Нашими стараниями хоть по плошке каши они получали… Кто знает, может, это были жулики и воры, но все едино — люди, а в такой мороз с голодухи можно и ноги протянуть! А с купцов хозяин содрал столько, что всяко остался в прибытке, так что мог себе позволить подкормить нищих.

Он, как я поняла, придерживался идеи о том, что не знаешь где найдешь, где потеряешь: этак вот сегодня поделишься с нищим путником краюшкой хлеба да корочкой сыра, а потом к тебе доброе дело вернется сторицей. Да и в сказках, помнится, под личиной какого-нибудь мимохожего бродяги вполне мог скрываться королевич, а то и волшебник, и жадные злые люди всегда получали справедливое воздаяние, а добрые — награду. Ну, сказки сказками, а постоялый двор процветал, так что, может, хозяин был прав!

Так мы прожили несколько дней. Вьюга немного утихла, и один из путешественников рискнул двинуться дальше, хотя его отговаривало все пестрое общество, собравшееся в зале. Но нет, он приказал запрягать, пока буря не разыгралась вновь, да и был таков.

— Может, по весне найдут, — изрек хозяин, подсчитывая прибыль угольком прямо на стене.

Мало-помалу все разбрелись — кто по комнатам, где давно уже спали вповалку, кто на сеновал, кто на конюшню, а мы с Ири все сидели в дальнем уголке с кружками травяного отвара, куда я добавила капельку ягодной наливки, жевали намазанные медом ломти хлеба за неимением сдобного пирога, глядели на горящую свечу и молчали. Хозяин нам не мешал — я ему объяснила, в чем дело, и он занялся своими подсчетами.

Этой ночью Ири исполнялось двенадцать. Совсем взрослая стала… Как я ее, такую большую, понесу на чердак? Дочка уснула, положив голову мне на колени, свернулась клубочком на лавке… не будить же? Пускай спит до полуночи, решила я, как раз свеча догорит, хозяин выразительно хмыкнет, мол, пора и честь знать… И мы пойдем в свое логово, зароемся в сено, укроемся как следует и заснем уже вдвоем под вой ветра и грохот…

Какой еще грохот?

Видно, я тоже задремала, привалившись к стене, а очнулась, когда распахнутая дверь с треском ударилась о стену.

Наверно, тот путешественник вернулся, решила я. Хорошо, хватило ума на это, а то сгинул бы…

Но нет, это был не он. Незнакомец в длинном, подбитом дорогим мехом плаще с высоким воротом и меховой же шапке остановился на пороге, огляделся, потом прикрыл дверь и кивнул хозяину.

Тот живо подскочил к гостю и уставился выжидательно.

— Коней моих — на конюшню, — сипло приказал тот и швырнул на стол несколько тускло блеснувших золотых. — Что случится с ними — тебя в сани запрягу и кнутом погонять стану. Ясно?

— Конечно, господин, — сглотнул тот, сгребая монеты. — Сию секунду! Чего изволите?

— Горячего вина. И поживее.

Хозяин взглянул на меня, но я притворилась спящей, так что он сам сунулся на кухню, пинком разбудил Дени, и тот загремел посудой. Хозяин же побежал будить конюхов, даже шубы не накинув, а снаружи было ой как холодно!

Гость же, не раздеваясь, тяжело сел на лавку и опустил голову на руки. Видно было, что устал он сверх всякой меры.

— Извольте, господин, — прошелестел Дени, опасливо ставя на стол дымящуюся кружку и тарелку с нарезанным сыром и копченым мясом. — Лучшее, что у нас есть, уж не обессудьте…

Тот только руку поднял, мол, поди прочь. В самом деле, будто он рассчитывал найти в этой дыре сколько-нибудь приличное вино! Хотя… как знать, может, хозяин и приберегает бочоночек-другой для знатных господ, ведь заносит их иногда и в такие края.

Гость снял все-таки шапку. Волосы у него оказались светлые, русые вроде бы, хотя в таком свете толком не разберешь. Лица тоже было не разглядеть, я видела только левую его сторону, располосованную старым, уже побелевшим шрамом: он начинался на подбородке и терялся в волосах повыше виска.

Он глотнул вина, поморщился и поставил кружку.

— Господин… — продрогший хозяин на цыпочках подошел к нему. Что ж он так вытанцовывает? Неужели признал какую-то важную особу? Вот не было печали, подумала я и крепче прижала к себе Ири. — Лошадок ваших обиходили лучше не надо, не извольте беспокоиться!

— Хорошо. Комнату мне, — приказал тот.

— Сию минуту освободим, господин… — закивал хозяин и умчался вверх по лестнице. Я решила, что он предложит гостю собственную комнату, потому как будить и выселять других — себе дороже, пока объяснишь им, в чем дело, пока то да се, знатный господин может и разгневаться.

Незнакомец тот с силой потер лицо ладонями — так делают, когда изо всех сил стараются не заснуть, — и сжал пальцами виски.

На пальце у него что-то блеснуло, и я невольно напрягла зрение, изо всех сил пытаясь рассмотреть кольцо. Нет, не кольцо, скорее тонкой работы перстень, будто бы сплетенный из тонких травяных стеблей и лесных цветов…

— Мам, больно… — пискнула Ири, когда я слишком сильно прижала ее к себе, но я зажала ей рот. — Ма?..

— Ш-ш-ш…

Ночной гость повернул голову на звук и встретился со мною взглядом.

Сердце мое пропустило удар, а потом заколотилось, как птица в клетке. Эти глаза я не могла забыть! Сейчас они казались почти черными, но…

Не может быть. Так ведь не бывает!

— Господин, сейчас все будет готово, только постели перестелим! — ссыпался по лестнице хозяин.

— Хорошо. Пойду лошадей проверю. — Тот тяжело поднялся и вышел, прихватив шапку.