Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вот ведь принесло на мою голову… — едва слышно выговорил хозяин, когда за гостем закрылась дверь.
— А кто это? — Ири села ровно.
— Да кто его знает, но… кони — у самого герцога таких нет! А уж сбруя — вся в серебре, стоит, поди, как мой дом! Деньги швырнул, не считая. А одет, сами видели… — Он поежился. — Шли бы вы наверх, нечего тут под ногами путаться, озлится, чего доброго!
— Конечно, только на двор выйдем, — кивнула я, надевая душегрею и накидывая теплую шаль. — Ири? Одевайся, да поживее!
Она посмотрела на меня с недоумением, но послушалась.
Стоило открыть наружную дверь, как ветер ударил в лицо с такой силой, что я едва не задохнулась. Хорошо, Ири спряталась за мной и ухватила меня за пояс, ее и унести могло!
Куда же он пошел? Неужто правда на конюшню? Тогда нам налево…
Я сделала несколько шагов, придерживаясь за стену и ровным счетом ничего не разбирая в снежной круговерти, как вдруг уткнулась во что-то твердое.
В кого-то, поняла я, подняв голову и кое-как сморгнув снег с ресниц.
— Ты?.. — одними губами спросила я, коснувшись его груди.
— Ты? — повторил он, накрыв мою руку своей. — Как ты здесь…
— Долгая история… — Слезы замерзали на ветру. — Живой… ведь правда, живой? Не наваждение?
— Полумертвый… — еле слышно рассмеялся он. — От усталости. А это кто?
— Моя дочь, — свободной рукой я крепче прижала к себе Ири, а он повернулся так, чтобы загораживать нас спиной от ветра. — Она… Она родилась точно такой же ночью. Ровно двенадцать лет тому назад.
Он молчал. Молчал, только сердце под моей рукой билось все чаще и чаще.
— Так не бывает… — выговорил он наконец, повторив мои мысли. — Наверно, я сбился с пути и замерзаю где-нибудь в сугробе, вот мне и мерещится… всякое.
— Это мы сейчас замерзнем, — буркнула Ири.
— Идите в дом, — очнулся он. — Я… сейчас.
Мы молча прошмыгнули мимо хозяина и вскарабкались на чердак.
— Мам, кто это? — шепотом спросила Ири. — Ты его знаешь?
Я кивнула. Было темно, но дочка прекрасно все различала.
— Мне кажется, я тоже его где-то видела, — задумчиво сказала она. — Лицо знакомое, особенно глаза. Но я точно его прежде не встречала, так где же я могла…
— В зеркале ты его видела, дурочка! — не выдержала я и засмеялась, утирая глаза. — В бабушкином зеркале, где же еще…
Ири помолчала, потом неуверенно произнесла:
— Ты же сказала, он умер!
— Я так думала, и он был уверен, что идет на смерть… Но он живой, Ири, живой! — Я схватила ее в охапку и повалила на солому. — Тс-с-с… Что это там?
— Все уже спят, господин, — с трепетом говорил хозяин, — соблаговолите заночевать в моей комнате, а завтра я особожу для вас…
— В этой… хм… блохоловке? — раздался знакомый голос. — Я здесь задохнусь. Не найдется ли у тебя чего-нибудь попросторнее?
— Разве что большая комната, там возчики, десять человек… или больше, запамятовал. Прикажете разбудить?
— Не надо. После них эту комнату нужно со щелоком мыть. Еще что-нибудь?
— Ну… разве что чердак, господин, но там уже ночует женщина с дочкой…
— Ничего, они меня не стеснят, — был ответ. — А утром прикажи нагреть воды, да побольше.
— Зачем?..
— Я хочу вымыться с дороги, болван! Где этот твой чердак? Все, теперь поди прочь…
Мы с Ири затаились, как мыши, когда скрипнула лестница, а потом и пол под тяжелыми шагами.
— Марион?
— Мы здесь, — почему-то шепотом отозвалась я, и через мгновение обе мы оказались в сильных объятиях. Ири невольно ойкнула. — Тише, задушишь ведь!
— Не рассчитал… Извини, звездочка. Я давным-давно не обнимал детей. Совсем позабыл, каково это…
— Ее зовут Ирена, — сказала я после паузы. — Но для меня — просто Ири.
Он молчал, но я чувствовала щекой его улыбку, совсем как той ночью.
— А я — Ирранкэ, — произнес он наконец. — Забавно знакомиться в темноте, верно? Лицом к лицу — лица не разглядеть.
— Но я вас прекрасно вижу, — недоуменно сказала Ири. — Это мама не видит.
— Сомневаешься, да? — шепнула я.
— Нет, — ответил Ирранкэ. — Я ведь тоже… вижу. Марион…
— Хочешь спросить, где… та вещь?
— Я и так знаю — при тебе. Чувствую, — выговорил он. — Но обо всем завтра, я спать хочу — умираю. Даже мы не можем… неделями… Только не исчезай поутру, Марион, прошу тебя… я должен… я…
— Уснул, — прошептала Ири, присмотревшись. — Не добудишься, если что.
— Пускай спит, — ответила я. — Я видала его уставшим, но чтобы настолько… Не представляю, что могло приключиться, куда он так мчался в пургу?
Ири протянула руку и осторожно дотронулась до щеки своего отца, которого никогда не видела и о котором никогда не слышала.
— Дурное что-то случилось, — сказала она, помолчав. — Не здесь, далеко…
— О чем ты? — спросила я, хотя зачем? Я знала, что Ири порой угадывает мысли, уж мои так запросто!
— Не знаю, чувствую просто… Оно звучит, как лошадиный топот. Сейчас он спит, а я все равно это слышу… — Ири помедлила, потом взяла мою руку и приложила к груди Ирранкэ. — Чувствуешь, мам? Вот так скачут кони у него в голове. Скорей-скорей, скорей-скорей…
— Лошадям давно пора в конюшню, отдыхать, — шепнула я, в самом деле различив в биении его сердца мерный перестук копыт — это упряжные кони неслись вскачь, мчались из последних сил, роняя хлопья кровавой пены. — Сегодня уже все равно никто никуда не доберется, ночь на дворе, а метель такая, что неба от земли не отличишь, и лошади устали..
«Скорей-скорей, скорей-скорей! — чувствовала я биение пульса. — Скорей… скорей…»
— Мам? — тихо произнесла Ири.
— Что такое, звездочка?
— Откуда он взялся? И почему именно сегодня?
Я молча пожала плечами, зная, что дочь различит движение в темноте.
В самом деле, если бы Ирранкэ пронесся по дороге несколькими днями раньше, не придержав коней у скромного постоялого двора, мы никогда бы не встретились. А если бы он выехал чуть раньше, то мог, наверно, заметить двух крестьянок, ковыляющих по обочине, но не задержал бы на них взгляда. Ну а еще днем позже даже отчаянный алий не пустился бы в дорогу — вьюга выла так, что вздрагивал добротный дом, и даже на нашем чердаке откуда-то здорово поддувало, хотя обычно сквозняки здесь почти не чувствовались…
— Давай спать, — шепнула я, расправив меховое покрывало, и Ири прильнула ко мне, но я чувствовала: так просто она не уснет.