***

— Это точно он?

— У нас в машине трое суток ориентировка на него лежит, — кивнул ППСник.

— Черт… Фонарь дай.

Туров взял у ППСника фонарь и шагнул к полуразрушенному сараю. Сечин направился следом. Это был городок из сараев и гаражей на задворках жилого массива. На всех — больших и маленьких, старых и новых — сараях стояли железные двери и ворота, висели замки. Лишь один был давно заброшен. Фасадная стена сарая отсутствовала — либо ее так и не достроили, либо когда-то выломали и растащили по кирпичам. Внутри сарай превратился в стихийную свалку, куда, вероятно, каждый проходящий мимо человек норовил что-то выбросить.

— Фу, б… дь, ну и вонища, — скривился Сечин. — Что у нас за люди такие живут? Не люди, а свиньи, в натуре.

— Старлей Очевидность.

— Чего?

— Есть капитан Очевидность. Типа тебя. Но ты-то пока старлей.

Присказка про капитана Очевидность была у Турова и Савченко любимой.

Луч фонаря нащупал тело. Труп Самохина — без сомнения, это был он — лежал посреди груды мусора. Тело распухло и посинело. На синем мундире чернели пятна: вся грудь была залита давно засохшей кровью. Туров посветил на лицо и невольно поморщился.

— Б… дь… — Сечин зажимал нос тыльной стороной ладони. — Пойду-ка я блевану малость, если ты не против.

Туров тоже был рад отойти. Он снова посмотрел на ППСника, который стоял около патрульной машины с горящими проблесковыми маячками на крыше — они прорезали темноту, озаряя стены сараев тревожным и холодным сине-красным цветом.

— Они обнаружили?

Туров кивнул в сторону. В темноте виднелась легковушка с включенными габаритами. На капоте сидели двое, курили и пили пиво из стаканчиков. За их спинами стояли несколько огромных пластиковых бутылок.

— Да, вон те двое. Выпить сюда приехали. От жен отдохнуть. Один по нужде в этот сарай заглянул…

— Как там ссать можно? — не выдержал Сечин. — Там же воняет!

— Ну так они еле на ногах стоят. Ты их в дерьмо рожей ткни, не поймут сразу.

— Но-но! — возмутился пьяный голос из темноты — один из выпивох оскорбился. Сечин невольно заржал.

Вспыхнул свет фар — из-за угла к сараям вывернул фургон из дежурной части. Из него выпрыгнул криминалист.

— И чего вам не спится, мужики? Что, сволочи, уже все следы затоптали?

— Нет никаких следов, их три дня затаптывали, — отозвался Туров. — Так что сам скотина. Осмотришь труп?

— Судмеда будем ждать?

— Тогда нам до утра тут торчать?

— Логично, — согласился криминалист и выудил из фургона пакет с обмундированием для таких случаев: бахилы, комбинезон, маска.

Пока криминалист с помощью ППСников, которые светили ему фонарями, возился в сарае, приехал Кузьмин.

— Это он? — Туров кивнул. — Черт… Мне уже из пресс-службы УВД области звонили. Сейчас подъедет их дежурный, узнать подробности.

— Прямо сюда? А до утра подождать никак?

Кузьмин устало посмотрел на опера.

— Туров… Он был один из нас. Утром это уже будет главной новостью нашего города.

***

Глаза слипались, а мозг отказывался работать, и Савченко мечтал, чтобы все это поскорее закончилось, чтобы хотя бы пару часов подремать в одном из кабинетов угрозыска. А пока он лишь бродил по этажу с кружкой кофе, хлебал горячее варево и курил, чтобы хоть чем-то занять себя.

Через час показался следователь. Он направился на звук кашля и нашел опера в курилке на лестнице.

— Савченко, зайдите.

— Что там такое?

— Кажется, получилось.

Затушив сигарету и морщась от поганого вкуса во рту, Савченко побрел за следователем в допросную. Щегольков пил воду и при появлении опера исподлобья на него покосился.

— Мой клиент, как я уже говорил, законопослушный гражданин, — начал адвокат.

— Ну конечно.

— Савченко, — одернул его следователь.

— Молчу. Хорошо, и — что?

— Мой клиент понимает, что вы занимаетесь расследованием убийства сотрудника полиции. И поэтому готов дать вам информацию. Но…

— Есть еще и «но»?

— Но при условии, что это ему зачтется. Мы это все уже обсудили со следователем, я просто лишний раз хочу напомнить.

— Вот именно, лишний, — буркнул Савченко. Вздохнув, он кисло покосился на следователя и на адвоката. Савченко с огромным удовольствием вышвырнул бы их обоих из допросной, и уже через час очень интенсивного «разговора» этот хлыщ в пиджаке пел бы во всех диапазонах, только записывать успевай. Но реалии были иными. Савченко опустился за стол напротив Щеголькова и взмахнул рукой. — Ладно, хорошо. Слушаю вас.

Щегольков пошамкал губами, словно гадая, с чего начать.

— Да, я был знаком с капитаном Самохиным. У нас были отношения… скажем так, мы сотрудничали.

— А поконкретнее?

Адвокат кивнул Щеголькову, и тот уточнил:

— Я приплачивал участковому.

— За крышу?

— Да.

— Я безумно рад, что мы это выяснили, но все это мы знаем уже давно, — проворчал Савченко. — Не знаю, какие вы тут сделки успели поназаключать, может даже успели друг другу душу по пять раз продать-перепродать, но если вы не скажете что-нибудь путное, Щегольков, мне плевать на ваши сделки. Не надо мне под видом конфетки пустышку втюхивать, хорошо?

— Давайте более корректно общаться, — нахмурился адвокат. — Хорошо, поступим иначе. Задавайте вопросы. Мой клиент с удовольствием на них ответит, если у него есть информация.

— Согласен. Самохин звонил вам в воскресенье, около семи вечера?

Щегольков невольно покосился на адвоката, тот еле заметно кивнул.

— Да, звонил.

— На какой номер?

— На левую симку. Ту, о которой вы говорили.

— Она была у вас второй симкой в телефоне, правильно? — Щегольков кивнул. — Вы ее использовали для связи с Самохиным?

— Да, для этого. Не только, но… в основном, в общем.

— Зачем в воскресенье звонил Самохин? Что он хотел?

— Деньги.

— За крышу? Как часто вы ему платили?

— Он в конце недели всегда заезжал. Иногда в субботу, иногда в воскресенье. Иногда даже в пятницу. И в разное время.

— Раз в неделю?

— Да. Он настаивал, чтобы я ему… отстегивал каждую неделю.

— То есть, после звонка он приехал?

— Так и было.

— Во сколько?